Итак, каратели повели наступление при помощи лесного пожара. Решили расчистить себе дорогу к лагерю огнем. С этим противником отряд встречался впервые. Мы, старые партизаны-федоровцы, тоже ничего не знали о такой форме борьбы.
Как следовало поступить? С появлением нового врага наши прежние планы обороны уже не годились. Решение нужно принять мгновенно. Я собрал командиров, обрисовал положение. Большинство товарищей высказались примерно так:
— Каратели рассчитывают на наш страх перед огнем. Хотят заставить нас броситься в лазейку, которую оставят, чтобы нас взять. Значит, уходить из лесу нельзя. Надо бороться с огнем, как с любым другим врагом, и победить его на том участке, который годится для выхода нам, а не карателям.
Конечно, будь это в июльскую жаркую пору, когда сухостой, валежник и хворост воспламеняется как порох, нам ничего бы не оставалось, как идти на прорыв. Но в мае леса еще сырые, горят плохо, молодые травы совсем не перебрасывают огня, хвоя еще не высохла, да и деревья еще переполнены соком. Нам казалось, что майский пожар в лесу страшнее дымом, чем огнем.
Итак, приказ отдан — из лесу не уходить!
С этой минуты все партизаны, вооруженные топорами, пилами и лопатами начали рубить и окапывать оборонительные полосы. На просеках собирали сучья, засыпали их землей, рыли канавы. Пламя было еще далеко но гарью тянуло уже сильно. И все чаще мы видели бегущих в панике зверей. Зайцы и лисицы, волки, хорьки барсуки — все лесное население, не замечая нас и не враждуя меж собой, мчалось по направлению к берегу реки.
Когда же настала ночь, небо покрылось багровым заревом пожара. Утешительно было то, что ветер улегся и огонь двигался к нам медленно.
Все, кроме разведчиков, работали до рассвета без отдыха на расчистке леса.
Утром каратели открыли по лесу стрельбу сквозь огонь. Наши заставы не отвечали.
Весь светлый солнечный день четвертого мая фашисты простреливали горящий кругом нас лес, оставляя свободным выход на Барановку. Но именно там были сосредоточены их наиболее крупные силы.
Вместе со своим политруком Иваном Ивановичем Коноваловым славная молодежь разведвзвода — комсомольцы Крез, Дежков, Сахариленко, Гречкосей, Макаревич, младший брат нашего нового комиссара Петр Чернуха, да и многие другие показали в тот день исключительную стойкость и отвагу. Они пробирались в густом дыму, среди деревьев, верхушки которых были охвачены пламенем, рисковали не найти выхода обратно, к отряду.
Дежкову обожгло щеку и ухо. На Макаревиче тлела одежда — он два раза бросался на землю, катался, чтобы затушить. Но ребята продолжали ходить пешком «в ад и обратно»; раем они считали лагерь, где тоже дышалось нелегко. Но у нас имелось одно спасительное место, которое разведчики быстро прозвали «курортом».
Это была большая яма, или, как у нас говорят, вертебина. В ней задержались весенние воды. Не то болотце, не то озерцо. В некоторых местах его глубина достигала высоты человеческого роста. До сих пор мы брали отсюда воду на хозяйственные нужды, разумеется, исключая кухню: стирали, мылись сами и мыли лошадей. Теперь же водоем начал приносить новую пользу: возле него легче дышалось, а опаленные огнем разведчики только и ждали случая, когда можно будет немного освежиться.
Немецкие пулеметы изредка били с двух сторон того треугольника, которым оцепили нас каратели. К вечеру второго дня разведчикам удалось добиться ценных данных о маневрах врага. Главные силы командование карательной части собрало у Барановки, куда и гнал нас пожар. Самый слабый заслон стоял на пути к Семеновке. Штаб карателей полагал, что идти на районный центр партизаны не решатся. Мы же выбрали для прорыва именно это направление. Готовились выйти к ночи.
Однако под вечер обстановка изменилась. Весь день стояло жаркое безветрие, в небе ни облачка, а тут вдруг сильные порывы ветра прошли над лесом. Огонь заревел, как зверь: его поддержал свежий приток воздуха.
С подветренной стороны пламя в мгновение ока перескочило через наши оборонительные просеки. А ветер после нескольких порывов взялся и подул с такой равномерной силой, будто явился по заказу наших врагов.
Идти в прорыв на Семеновку стало невозможным. От Блешни по верхушкам молодых смоляных сосенок пламя неслось в нашу сторону со скоростью ветра. Огонь останавливался лишь на мгновение и опять бросался вперед, захватывая все новые участки леса. Сквозь глухое ворчание пламени было слышно, как лопаются стволы взрослых сосен, трещат молодые посадки.
Самую большую опасность для лагеря представляла волна, шедшая с юга: там всюду хвойный, смолистый лес.