В эти дни Парфентий много читал. Маня приносила ему на чердак книги. Некоторые он перечитывал вновь. Но сейчас эти книги имели для него совсем иное значение. Он воспринимал события, описанные в них, их героев иначе, чем прежде. Теперь он все это расценивал применительно к себе. А как бы поступил он, Парфентий, окажись на месте того или иного героя? А вот здесь он сделал бы точно так же.
На десятый день после прихода румын Маня, посланная Парфентием в очередную разведку по селу, вернулась особенно возбужденная.
— Парфуша, возвращаются наши, крымские, — сообщила она.
— Тише, Маня, расскажи толком.
— Немцы их отрезали на Днепре и приказали всем вернуться по домам, — сказала она, видимо повторив слышанные ею слова.
— Ты видела кого-нибудь сама?
— Митя Попик вернулся. Миша Клеменюк тоже вернулся, и Ваню Беличкова видела, — докладывала Маня.
— Хорошо, Маня, — сказал Парфентий, крепко пожав сестре маленькую руку. — Ты хороший разведчик.
— Хороший, а секрета не хочешь сказать.
— После, Маня. Сейчас еще рано, понимаешь?
— Чего же не понять, — примирительно сказала она.
Оставшись один, Парфентий открыл книгу и, отыскав нужную страницу, углубился в чтение. И уже не книга была перед ним — сама жизнь, давняя, но яркая и правдивая открывалась ему. За рядами букв шумели вековые сосны смоленских лесов и вставал живой образ легендарного партизана Денисова, так дивно воспетого великим писателем земли русской.
Глава 6 ПЕРВЫЕ РОСТКИ
— Маня! — поманил Парфентий пробегавшую мимо сестренку.
Девочка забежала в сарай.
— Манюша, выйди и посмотри хорошенько. На улице никого?
Маня молча кивнула головой и выскользнула из сарая. Через минуту она вернулась.
— Никого, Парфень. Я все кругом высмотрела, — приставив к губам сложенные рупором ладошки, полушепотом доложила она.
— Добре, Манюша. А теперь подойди поближе и слушай.
Маня стала под самое отверстие чердака, из полутьмы которого белело лицо Парфентия.
— Ты говоришь, Митя здесь?
— Да.
— Сбегай к нему. Если он сейчас дома, передашь ему вот эту записку. Поняла?
— Ага.
— Повтори.
Маня в точности повторила поручение.
— Молодец. Из тебя бы хорошая партизанка вышла.
— А то нет? Я ничего не боюсь. Ночью могу одна на остров, в лес, аж на Каменный Мост пойти.
— Хвастаешься, — подтрунил Парфентий.
— А вот и нет, — обиженно протянула Маня. — Дай мне такое задание, чтобы ночью и чтобы далеко, тогда увидишь.
— Хорошо, в следующий раз. А сейчас беги, чтобы днем, и чтобы недалеко, и чтобы быстро! — шутливо сдвинув брови, сказал Парфентий.
Маня понимающе поджала пухлые, еще совсем детские губы и проворно, как ящерица, прошуршав по соломе, скрылась за дверью.
Сестра высоко ценила доверие брата, и все, что теперь ни поручал ей Парфентий, старательно и охотно выполняла. Она бегала по селу, узнавала, кто из товарищей Парфентия остался в Крымке и, строго соблюдая тайну, передавала им записки, заклеенные хлебом. Она не знала содержания этих записок и не пыталась узнать, так как считала преступлением нарушать запрет. Но по тому, в каком строгом секрете держал все это Парфентий, она догадывалась, что ей доверяют очень важное дело, и была горда этим.
Мать с отцом заметили, что девочка в последние дни с особенной заботливостью относилась к брату, чаще чем нужно шмыгала в сарай, часто уходила куда-то и возвращалась серьезная и собранная. Отец молчал, а мать нет-нет да и спросит:
— Где ты пропадаешь?
Дочь уставится на мать серыми, быстрыми глазами и ответит:
— Не бойся, мама, не пропаду.
Отослав сестренку, Парфентий спрыгнул с чердака и, зажав подмышкой небольшую вязанку камыша, вышел из сарая.
Тщательно осмотревшись кругом, он перешел улицу и соседским огородом спустился к речке.
Далеко за лесом заходило солнце. В вышине неподвижно парили белые с позолоченными краями, курчавые облака. Так прозрачен был предвечерний воздух, а речная свежесть так пахуча, что у Парфентия слегка закружилась голова. Привыкшие к чердачному полумраку глаза щурились от яркого света. Юноша глубоко, с наслаждением вдыхал ароматный воздух, по которому так скучал в эти дни.
Парфентий прошел вдоль берега к месту, где Кодыма растекалась на два рукава, образуя большой остров, сплошь поросший лесом и густым кустарником. Река в этом месте была мелка, вся в дремучих зарослях камыша — «джунглях», как называли школьники Крымки. Особенно после лета, бедного дождями, река настолько мелела, что камыши обнажались, становились похожими на лесные заросли, так что лодка с трудом могла скользить между ними. И часто хлопцам приходилось подкатывать штаны и переправляться вброд, проминая в камышах «звериные тропы».