Моргуненко едва заметно улыбнулся.
— Мы это сами знаем, — продолжал префект, — но кто вами руководил? Ведь не один же вы тут орудовали?
— О, это мы слишком далеко зайдем. Нам с вами пришлось бы потратить уйму времени, а у вас столько дел.
— А вы расскажите коротко, без философии.
Учитель пристально посмотрел на префекта.
— Неужели вы думаете, что я вам скажу о том, что для меня дороже жизни?
— Дороже жизни ничего не может быть, Моргуненко. Вы просто притворяетесь, — улыбнулся префект.
— Плохо вы нас знаете, а если и знаете…
— Вы лучше скажите мне, — перебил Изопеску, — руководство партизанщиной в Крымке шло отсюда? — он указал на карте зеленый массив савранских лесов.
— Да. И отсюда тоже, — подтвердил Моргуненко.
Изопеску прошелся несколько раз по тесному кабинету и остановился против учителя.
— Покажите место, где находится это осиное гнездо и жизнь вам и вашей семье будет гарантирована. Мы умеем благодарить людей, которые нам помогают.
— Но меня все равно убьют.
— Кто?
— Наши. За измену.
— Мы отправим вас в Румынию и там вы будете в безопасности.
Моргуненко недоверчиво глянул на префекта.
— Вы мне не верите?
Учитель пожал плечами.
— Клянусь офицерским мундиром.
— Слово офицера?
— Слово офицера, — ответил торжествующий Изопеску. — Ну? — с нетерпением бросил он.
Моргуненко молча кивнул головой, давая понять, что согласен.
Префект не верил себе, что так неожиданно повернулось дело. Он бросился к карте.
— Подойдите ближе, — позвал он, — и покажите на карте.
Моргуненко подошел.
— Показывайте, — торопил префект, держа наготове красный карандаш для отметок.
Владимир Степанович обвел рукой всю карту и, спокойно улыбнувшись, сказал:
— Но здесь, к сожалению, не все, господин префект. Это карта только Одесской области.
Лицо префекта Изопеску побагровело, вылезли из орбит оловянные глаза. Он шагнул к арестованному вплотную, держа руку на кобуре браунинга. Но ни выстрелить, ни ударить он был не в состоянии. Несокрушимая сила и спокойствие Моргуненко окончательно парализовали его. Он отошел к столу и сдавленным голосом прохрипел:
— Увести!
Глава 19 СВИДАНИЕ
Тюремный надзиратель Василиу, тот, которого заключенные в камере комсомольцы называли Василием, тайком передал Нине Давыдовне Клименюк записку от сына.
Миша писал:
«Дорогая мама!
Добейся свидания со мной. Я должен открыть тебе одну тайну. Добейся, милая мама, чего бы это ни стоило. Поклон тату.
Твой сын Михаил»Неровные, скачущие буквы, нацарапанные на клочке румынской газеты слабой рукой, откровенно говорили матери, в каком тяжелом состоянии был Михаил.
Нина Давыдовна несколько раз перечитала записку, стараясь угадать, что таилось в этих косых расплывчатых строчках. Спазмы душили ей горло, лихорадочно блестели покрасневшие от непрерывных слез глаза.
Мать тут же решила попытаться выпросить разрешение увидеть сына. Преисполненная материнской отваги, она бросилась к парадной двери, но перепуганный часовой встретил ее штыком и приказал сейчас же убраться прочь.
Обессиленная напрасными попытками, она побрела домой в Катеринку, не чуя под собою ног. По дороге она опять перечитывала записку, потом прятала ее за пазуху около сердца, но тут же доставала вновь и сквозь пелену слез слагала из разрозненных, как ей казалось, букв слова, наполненные тревожным смыслом.
Дома, не помня как вошла в хату и не отвечая мужу на вопросы, потому что не в состоянии была отвечать, она, как подкошенная, повалилась на кровать.
Медленно тянется ночь. На сердце камнем лежит неуемная тревога. Перед глазами — измученный, с окровавленным лицом (такой, каким она видела его в последний раз в окне крымской жандармской камеры) стоит Миша. Потом удивительно как-то все меняется. Жуткое видение исчезает, и Миша представляется ей совсем маленьким. Будто она держит его на руках, а он, крепко обхватив ручонками её шею, приник губами к щеке. Она даже слышит его теплое дыхание и первое сказанное слово «мама». Далее мелькают мимолетные обрывки. Миша со школьной сумкой за плечами. Вот он смеется, показывая матери красный пионерский галстук… Первые трудодни сына… скарлатина… и слова доктора: «главное, не простудите». И вот он, большой и смелый, стоит перед палачами и говорит им громкие гневные слова. Лица палачей искажаются злобой и становятся похожими на страшные маски с оскаленными волчьими зубами. И это уже действительно не люди, а волки. Они набрасываются на Мишу и терзают его. Но она не отдаст им сына. Она бросается в разъяренную стаю волков и вырывает мальчика. Миша у нее на руках. Она укутывает его в. распахнутые полы жакета и, крепко прижав к груди, бежит, бежит… Волки преследуют ее, в их диком вое слышатся человеческие голоса, только злые и хриплые. И в самом деле, это люди, похожие на волков, — жандармы. Они бегут за ней, чтобы отнять Мишу. Тогда она напрягает все силы, что есть в ней, и бежит быстрее. Скоро дом. Еще минута, другая и они в безопасности. Она оборачивается, кричит что-то преследователям и, вбежав в хату, закрывает за собой дверь. В хате тихо, тепло. Мальчик ровно дышит. «Уснул», — решает мать и, успокоенная, погружается в сон.