— К нам в Крымку пришли румынские фашисты. Они отняли у нас землю, нашу школу, а нас стали заставлять работать на них. Но мы не захотели им покориться. Мы, школьники, создали подпольную комсомольскую организацию и стали бороться против них. — Митя улыбнулся. — Мы помогали вам. Мы верили, что Красная Армия вернется.
Молодой командир ласково улыбается Дмитрию. И на лицах бойцов Митя видит добрые улыбки.
— Но вот до конца бороться мы и не сумели, — с горечью промолвил Митя, — нашу организацию-«Партизанская искра» она называлась, — предал изменник. И теперь там всех хлопцев и девчат арестовали жандармы.
Офицер кладет руку на плечо Дмитрия и говорит:
— Не горюй, скоро мы будем у вас в Крымке.
Командир обнимает Митю и затем все бойцы обнимают его. Он слышит запах пороха и оружейного масла и думает: «Это настоящие фронтовики, боевые ребята, с ними не страшно». И он торопится рассказать им все, чем переполнено сердце.
— А как я спешил к вам, товарищи. Ведь нужно скорее туда, надо спасти их, моих товарищей-партизан! — взволнованно произносит Дмитрий.
— Мы за тем и идем. Сам видишь, что торопимся.
— Возьмите меня с собой, — просит Дмитрий.
Командир хмурит светлые брови, раздумывая — взять или не взять его.
— А стрелять умеешь?
— Еще как! — запальчиво отвечает Митя. — Только из винтовки.
— Это теперь не модно. Вот мы стреляем из каких, — показывает командир на короткий, с большим диском автомат.
— Из этого не умею пока. Но я научусь, быстро научусь, товарищ командир. А вы меня в разведку пошлите. Я, где хотите, проберусь.
— Что же мне с тобой делать? — улыбается командир. Он смотрит на бойцов. — Ну как, возьмем его?
— Да. Надо, — хором отвечают бойцы, — парень хороший и, видать, не из трусливых. Вон как фашисты разделали, и то ничего гадам не сказал.
— Ну, раз солдаты хотят, так и будет. Будешь с нами воевать. Вот только вид у тебя больно не того, не военный.
Дмитрий смотрит на свои босые, исцарапанные в пути ноги, на одежду, изорванную в клочья, и убеждается, что вид у него действительно не военный.
— Но это мы поправим в два счета, — смеется командир.
И Мите от этих слов становится несказанно легко на душе. Хочется обнять командира и всех бойцов, крепко, крепко прижать к сердцу и крикнуть: — Я с вами! Мы все с вами!
— Вот что, — говорит командир, — ты ступай сейчас в тыл. Вон, видишь село? Иди прямо туда. Найди старшину и скажи, чтобы выдал тебе обмундирование и автомат, вот такой, как у всех.
Митя впервые берет в руки автомат. До этого он только слышал о нем из рассказов.
— Сколько же здесь патронов?
— Хватит, — отвечают ему.
— С таким можно воевать. Из одного, пожалуй, целый взвод фашистов уложишь.
— Совершенно верно. Мы так и делаем, — говорит офицер, — ну, ступай. Да скажи старшине, чтобы накормили тебя как следует. Мол, капитан Клименюк приказал. Скажи, что ты мой земляк и друг моего младшего брата Миши.
— Нет, товарищ капитан, я не голоден. Я пить хочу. Во рту пересохло. В груди жжет, как огонь. Жарко мне… пить… пи-и-ить…
Утром староста Шмальфус вышел во двор.
С чердака его сарая доносились какие-то глухие звуки, похожие на стон. Староста подошел ближе и прислушался. Звуки повторялись. Сомнения не было, что это стон тяжело больного.
Осторожно, с опаской староста поднялся по лестнице, ведущей на чердак.
— Пи-и-ить! — доносится оттуда.
— Кто там? — спрашивает Шмальфус.
Тихо шуршит солома на чердаке. Кто-то ворочается, и снова слабый голос:
— Пить я хочу, товарищ капитан.
Шмальфус узнает голос своего племянника.
— Майн готт! — восклицает он. Невыразимый страх обуял старосту. Страх за собственную шкуру. Он-то уж отлично знает, что за укрывательство партизан грозит смерть. Фриц Шмальфус боится смерти. Но ведь он не прятал племянника у себя на чердаке. Помилуй бог! И он вовсе не желает быть в ответе за каких-то там комсомольцев. Что делать? Вытащить племянника с чердака и сказать, пусть идет, куда хочет? А вдруг кто-нибудь заметит и донесет? Дрожь пробежала по телу. Он боязливо огляделся кругом. Ему уже начинало казаться, что кто-то, может быть, знает о том, что на чердаке у старосты Шмальфуса скрывается раненый жандармами племянник его жены, которого ищут по селу. И гонимый чувством страха и ненависти к партизанам, Фриц опрометью побежал в жандармерию.
Будто сквозь сон слышит Митя скрип приближающихся шагов. Затем несколько секунд тишина и топот ног по лестнице. Снова тишина и хриплый голос:
— Кто тут?
Но Митя не может осознать, кому принадлежит этот голос. Другу или врагу. Жажда, испепеляющая жажда заслоняет собою все.