24 сентября 1943 г.
В 4.00 подошли вплотную к р[еке] Стырь — днем форсировать реку нельзя было, так как противник находился в семи километрах от места переправы. Днем просматривается вся эта местность.
Здесь просидели целый день и только в 20.30 двинулись на переправу. Форсировал реку против с[ела] Сопачи. Реку форсировали прямо с ходу вброд. Все обошлось благополучно, но только подошли к дер[евне] Бабка, [как] какая-то сволочь подняла возмутительную тревогу: все крестьяне стали кричать: «Банда нападает на нас», в то время когда у нас и мысли не было, чтобы трогать их. Я дал команду быстрее пройти, чтобы не сталкиваться с ними, но одновременно дал указание — если эта мразь полезет и будет стрелять, то дать такого духа, чтобы помнили нас всю жизнь.
Все постреляли, покричали, но за нами не пошли. Кроме всего этого, нам невыгодно было с ними связываться, так как ж[елезная] д[орога] была очень близко. В эту ночь перешли ж[елезную] д[орогу] в районе Малый Жолудск. Все обошлось спокойно, несмотря на то что в это село подъехало большое количество националистов с мест[ечка] Рафаловка.
25 сентября 1943 г.
Целый день были в движении, всего отдыхали часа 3, подошли к Липненским хуторам, дальше идти просто невозможно было — бойцы подбились на ноги. Решили сделать ночевку, но нигде, черт возьми, не было села — просто в лесу остановиться очень холодно. И вот, вечером, обнаружили несколько стогов сена. Все закричали: «Тов[арищ] майор, сено…» Я ответил: «Раз сено имеется — значит, ночевать будем». Так было и сделано.
Три копны как не было. Все бойцы несли сено и быстро ложились спать. Через несколько минут все спали непросыпным сном. Часовые внимательно всматривались во все стороны, охраняя отдыхающих бойцов и командиров.
26 сентября 1943 г.
Ночь прошла спокойно, на рассвете поднялись и поспешили, как говорится, домой (в лес). Решил идти прямо через с[ело] Берестяны, несмотря на то что партизаны почти в это село не заходили. Не доходя Берестян, сделали мост и, можно сказать, неплохо переправились. В лагерь прибыли в 15.00. Все командиры, политруки и бойцы бежали встречать своего командира. Все говорили: «Едет наш боевой командир — Григорий Васильевич». Все окружили меня — спрашивали, что слышно в штабе части и т. д.
27 сентября 1943 г.
Комиссар тов. Кременицкий почти целую ночь не спал после того, как я ему сообщил о решении бюро Волынского подпольного обкома КП(б)У и приказа штаба части. Нужно сказать, что тов. Кременицкий хороший был комиссар: боевой, энергичный. Михайлов, конечно, далеко не такой комиссар. Ну что же — решение партии для меня — это все. В 12.00 зачитали перед строем отряда приказ о снятии комиссара Кременицкого и назначении нового комиссара — тов. Михайлова. После зачитки приказа большинство бойцов и командиров недоброжелательно восприняли данный приказ. Некоторые говорили: «Зачем берут у нас такого боевого комиссара?»
В 16.00 провели партийно-комсомольское собрание по вопросу постановления бюро Волынского подпольного обкома КП(б)У. На собрании подвергли широкой критике свои недостатки в диверсионной работе.
28 сентября 1943 г.
Тов. Кременицкий почти целую ночь пьянствовал, с горя. Утром также был пьян: ходит по всему отряду и всех шуточно бьет — все прощается. Не раз подходил ко мне и говорил: «Я вас любил — еще не имел такого командира хорошего, как вы, хотелось работать с вами. Ну что же, по-видимому, некоторым не понравилось, что мы с вами так хорошо работали. Я должен сказать, что о вас никогда не забуду». На память тов. Кременицкому подарил пистолетик.
В 16.00 направил группу с тов. Кременицким в штаб части; одновременно отправил раненых, не только со своего отряда, но и [из] отряда тов. Прокопюка. Провожали эту группу километра три. После чего распростились. Зина — жена Кременицкого, когда прощалась со мной, стала целовать мне руки и плакать: «Мы к вам привыкли, как к родному отцу». Передал письмо тов. Федорову следующего содержания:
«Уважаемый товарищ и боевой командир, Алексей Федорович!
Хочу вам написать всего пару слов. Со своей группой, в район своего действия, прибыл благополучно, не считая того, что было в с[еле] Бабка, а вообще, что об этом говорить, бывает в жизни, как говорит украинская пословица: „На вiку, як на довгiй нивi“.
Согласно двух моих телеграмм, которые были с Вами согласованы, посланных Решетько, Кременицкому, Газинскому и Зубко, сделан большой сдвиг в нашей практической работе, а именно: к моему приезду полностью оформлено три дополнительных партийных организации, и, можно сказать, неплохих организаций, которые начали работать на пользу нашей Советской Родины. Кроме этого, проведена большая работа по организации трех подпольных партийных и одной комсомольской организации.
Подпольный райком партии думаем организовать в г[ороде] Луцке — для этого имеются все возможности.
Не знаю, как вы считаете, с точки зрения партийности, лучше организовать подпольный райком партии в Луцке или в райцентре Киверцы? Нужно сказать, что после получения моей телеграммы, в которой я указывал, что дела скандальные по вопросу подпольной работы, комиссар тов. Кременицкий много поработал в этом вопросе. А вообще, во всех боевых вопросах он крепко помогал мне.
Решение бюро Волынского подпольного обкома КП(б)У, мне кажется, что довели до глубокого сознания каждого коммуниста и комсомольца нашего отряда. На партийно-комсомольском собрании [мы] подвергли критике свои недостатки в работе.
Агентурная сеть была и есть в таком размере, который обеспечит выполнение любого задания, поставленного Вами. Кроме всего этого, хватит у меня большевистской энергии выполнить любой приказ нашей части и боевой приказ нашей большевистской партии — будет ли это даже стоить крови или смерти. Короче говоря, ни в одном вопросе Вас не подведу. Любой боевой приказ Ваш будет выполнен. Одна у меня к Вам просьба — выполнить свои обещания, кроме того, что Вы дали 200 кг толу, дать еще 500 кг и необходимый подрывной материал. Все это будет пущено по назначению. 29 августа 1943 г. выхожу на железную дорогу: раньше не мог, так как прибыл 26 сентября 1943 г. в 5 часов дня. 26-го, 27-го, 28-го сентября 1943 г. — усиленно готовили диверсионную группу по всем вопросам диверсионной службы.
27 сентября 1943 г. провели партийно-комсомольское собрание по вопросу решения бюро Волынского подпольного обкома КП(б)У.
Отправляю раненых не только отряда им. Сталина, но и своего дружеского отряда — тов. Прокопюка. Прошу за это меня не ругать, так как тов. Прокопюк мне крепко помог в вопросе агентуры, поэтому я решил ему помочь в отправке раненых его отряда. Ну вот, и все те два слова, о которых я хотел Вам написать.
Прошу передать мой боевой партизанский привет комиссару части — Владимиру Николаевичу; нач[альнику] штаба — Дмитрию Ивановичу; комсомольскому вождю — Марии Михайловне; Якову Захаровичу; энкаведистам; Петру Федоровичу; Павлу Семеновичу (нач[альнику] партизанской кинематографии) и всем боевым друзьям.
Алексей Федорович! Прошу не задерживать группу с подрывным материалом, если Вы его получили. А также прошу передать через тов. Широкова все мои фотокарточки. С партизанским приветом, Балицкий. 28.09.1943 г. Пишите».
29 сентября 1943 г.
Подготовил большую диверсионную группу — одних только подрывников 28 человек. В 18.00 выступили в район Ромашковка — Рудечка с задачей поставить 10 МЗД-5. Группу готовил неплохо, считаю, что заминируют хорошо. В 17.00 получил телеграмму из штаба части:
«Балицкому. Немедленно установить агентурное наблюдение за движением противника по ж[елезной] д[ороге] и шоссе Ровно — Ковель на восток и обратно. Ежедневно сообщайте нам количество проследовавших: эшелонов, автомашин, [людей] пешим порядком по этим дорогам в обе стороны. Учитывайте род войск, части, их номера и опознавательные знаки, вид вооружений, техники и другого груза. Федоров».