— Ну, и что это значит?
— Это значить, что всё на дорогах летит кувырком. Я-то знаю. Мне ещё батька казав, что график на дороге — это всё. Это что те часы: заведи их, и они «тюк-так, тюк-так», а кинь в них песчинку — они и того, стоят, пока не прочистишь. А поезда! Сами поезда чего стоят?
— Цену поездам ты сильно преувеличиваешь…
— Ничего не преувеличиваю, — не соглашался Науменко.
— Они же не начисто уничтожаются!
— А бис с ними, что не начисто. По пять вагонов или платформ в эшелоне бьются, и то триста пятьдесят вагонов. Хай по пятнадцати солдат в вагоне покалечатся, и то почти шесть тысяч не доихало до фронту — ого!
Пятра глядел на Науменко широко открытыми глазами. Видимо, до этого он и не задумывался над результатами даже им вызванных крушений.
— Вот это здорово! — восхитился он. — А Петрович говорил мне: «Если бы каждый из нас убил по одному фашисту, то Красная Армия была бы уже под Берлином».
— Где это он тебе говорил? В плену? — спросил Науменко.
— Вообще разговор был о войне.
— А тут конкретно шесть тысяч. А ще переляканых[5] сколько? Хо-о! Не с великой охотой пойдешь там, на фронте, в бой, коли и назад треба озиратысь… А опять же танки. Хай их разбылось меньше, чем Фролов пише, хай всего двадцать танков разбилось, и то уже нашим хлопцам на фронте немножко легче будет. А паровозы, те что разбылись, тому Гитлерови десь потрибно браты. От вам и эшелоны… А мы тут колупаемся… — закончил Науменко.
Отрадно было слышать из уст самих бойцов выводы, сделанные на основе хотя бы и такого не сложного, но довольно верного анализа партизанской деятельности на коммуникациях врага. Они анализировали всего-навсего лишь свой узкий участок деятельности. А рядом с нами, километрах в 20–50–100, по заданиям Хрущева, Пономаренко и Строкача действовали на коммуникациях не менее крупные партизанские отряды и соединения — генералов Федорова, Ковпака, Сабурова, подполковника Маликова, майора Горобчика, Мельника, Бегмы, Иванова, Федорова-Кизя, Кота, Одухи, Шкрябача, Олексенко, Шитова и сотен других. В самый напряженный момент ожесточенного наступления гитлеровской армии под Курском и Орлом и в период её отхода партизаны пустили под откос четыреста восемьдесят четыре эшелона только на участке железной_дороги Сарны — Коростень — Киев.
Конечно, ни я, ни тем более Науменко об этих цифрах тогда сведений не имели. Но Науменко, как диверсант, хорошо знал цену деятельности подрывника на дороге и стремился туда, пытаясь увлечь за собой и Пятра, для которого анализ Науменко явился открытием. Оба просили послать их на дорогу.
— А мост? Когда же будет мост? — вмешался комиссар.
Он спрашивал Пятра, который уже давно стал у нас командиром разведывательно-диверсионной группы. Он превосходно действовал, но попрежнему был молчалив, много и быстро говорил только во время вспышек гнева и целую неделю уже не играл на свирели, хотя постоянно носил её с собой в кармане.
Пятра вел разведку того самого моста, который приказали взорвать нам Центральный и Украинский штабы партизанского движения. Охранялся мост настолько сильно, что о простом диверсионном акте не могло быть и речи. Захватить мост можно было только боем и с неизбежными большими потерями. Мы готовились к операции, стягивали наши силы, договаривались о взаимодействии с нашими близкими и дальними соседями. Трудность, с которой встретился Пятра во время разведки, и доводы Науменко о выгодах работы подрывников на дороге поколебали было Пятра. Ему казалось, что пустить под откос вражеский поезд гораздо полезнее разведки неприступного моста.
— Ты боишься трудностей? — спросил я Моряка таким тоном, будто диверсии на дорогах и в самом деле были легче, чем та работа, которую он вел.
Пятра весь как-то встрепенулся.
— Нет, товарищ командир. Петрович… научил меня… не бояться…
Разведка моста шла полным ходом. Сперва мост охраняли венгерские части, сформированные в Трансильвании. Среди наших солдат были люди, знающие румынский язык. Пятра через связных из деревни начал с трансильванцами переписку. Вскоре он встретился с одним из парламентеров. На переговоры с Пятра пришел офицер. Он регулярно передавал потом сведения об охране моста, а однажды сообщил, что рота мадьяр готова перейти на сторону партизан, взорвав предварительно мост.
Но торжество Пятра да и всех нас было преждевременным. То ли немцы заподозрили мадьяр в сговоре с нами, то ли просто решили обеспечить охрану своими, более надежными эсэсовскими частями в местности, где кругом полыхала партизанская война, но венгерский гарнизон внезапно исчез — его куда-то срочно перебросили.