Никогда так приветливо и ласково не сияло солнце. Казалось, и оно делило людскую радость избавления от фашистского ига. И в лесу было необычайно светло и празднично. Все вокруг стало роднее и ближе. Не верилось, что отныне становятся ненужными обильно политые кровью партизанские тропы.
К обеду вблизи Сухого Острова расположился крупный армейский штаб. Он с ходу включился в работу, и в деловой боевой суете никто даже не заметил наши подошедшие подразделения.
— Да, мы свою миссию, кажется, завершили, — сказал я секретарю подпольного райкома партии Георгию Демьяновичу Довгаленку. — Пойдем к начальству за новым назначением.
— Пойдем представимся, — согласился он.
Мы доложили моложавому генералу о прибытии партизанской бригады «Смерть фашизму» в его распоряжение. Он добродушно улыбнулся, крепко пожал нам руки и, распрямив свои пышные усы, сказал:
— Вы, товарищи белорусы, со своим делом отлично справились! Вы нам крепко помогли. Две реки мы с вашими проводниками проскочили без единого выстрела. От Борисова и до Логойска прошли в одну ночь и без потерь. Это большое дело, товарищи. Молодцы! Вам всем положено отдохнуть, хорошенько отоспаться и обрасти мясом. Посмотрите на себя — одни кости да кожа. Оживете, петлицы с кубарями перемените на погоны, а уж потом пожалуете к нам на помощь. Ведь до Берлина путь еще большой и нелегкий. — Генерал задумался и, еще раз окинув нас взглядом, продолжил: — Наверное, не ошибусь, если скажу, что вы пару недель куска хлеба вдоволь не ели?
— Ошиблись, товарищ генерал! Не две недели, а чуть-чуть больше… Два месяца с хвостиком, — ответил секретарь райкома.
— Да, это не шутка — два месяца с хвостиком… Представляю, каково было, — сочувственно произнес генерал.
— Рук вверх не подняли. Можно сказать, голод на пользу пошел, — полушутя ответил я. — Злее были.
— Значит, подсыпали жару фрицам!
— Подсыпали, да еще как! Но и нам доставалось… Если бы не наступление ваших войск, то остались бы в болоте навечно…
— Понимаю, друзья! Да, как говорится, соловья баснями не кормят. Сколько у вас ртов?
— Здесь около тысячи, — доложил я.
— Немало! Треба что-нибудь придумать. Если спасли от карателей, то должны спасти и от голода…
Генерал вызвал юркого майора и, указав на меня, приказал:
— Накормите всех партизан, окажите помощь больным. Командному составу выдайте обмундирование и погоны.
Майор стоял и растерянно хлопал глазами. Генерал нахмурил брови и спросил:
— Вы меня поняли?
— Погоны найдем, врачей вызовем, гимнастерок добудем, а вот накормить… Вы же знаете, товарищ генерал, что наши тылы…
— Где бы ни были наши тылы, — недовольно перебил генерал, — извольте действовать.
— Есть! — интендант щелкнул каблуками и поспешно удалился.
— У вас офицеры доморощенные или армейские? — спросил генерал.
— Сто десять армейских и, конечно, есть и доморощенные, — ответил я.
— Ого, целая армия! Позавидовать можно. Сможете передать нам десятка два хороших командиров?
— Почему же нет, — ответил секретарь райкома партии.
— Значит, договорились?
— Договорились! — подтвердил я.
Не успели мы отойти от штаба и ста метров, как услышали топот. За нами бежал офицер.
— А я сразу за пополнением, — сказал он.
Через час мы горячо распрощались с группой своих боевых товарищей.
— До встречи в Берлине! — напутствовали партизаны, провожая своих командиров.
Вскоре в расположении бригады появился юркий майор-хозяйственник с охапкой погонов.
— Вот все, чем пока могу порадовать, — виновато произнес он. — Легко приказать: накорми тысячу человек, а откуда продукты взять? Обозы где-то за тридевять земель тянутся. Дорогие товарищи, день и ночь штурмовать оборону и то легче, чем быть снабженцем… Слышали новость? — продолжал войсковой хозяйственник. — Наши взяли Минск, немцы в мешке! Движемся на запад. Спешу. Будьте здоровы!
Интендант исчез так же быстро, как и появился, а я невольно подумал, что сказал бы этот хозяйственник, если бы он узнал, что мы около 800 дней кормили больше тысячи партизан, не имея ни тылов, ни обозов.
— Минск наш! Товарищ комиссар, пошли туда Советскую власть восстанавливать! — шутили партизаны.
— В Минск! — подхватили с разных сторон.