По сторонам дороги были топкие болота, заросшие острой осокой и почерневшими ольхами. Вдали синел густой хвойный лесок. Заболоченные леса, полные черники и брусники, при Советской власти были превращены в заповедник, и туда почти не ступала нога человека. Вблизи от насыпи топкая трясина болот буквально ходила под ногами и казалась бездонной. Эти болота даже звери обходили стороной. Неподвижный знойный воздух был перенасыщен тяжелыми испарениями. Невольно вспоминались далекие детские страшные сказки о зловещей зыбучей трясине, поглощавшей разбойников и других злых людей.
Отряд медленно продвигался вперед. Нестерпимая жара и духота, смрад, голод и жажда мучили бойцов. Часа через два пришлось сделать привал. Устало опускаясь у обочины на землю, Кисляков и Соляник увидели довольно заметную «свежую» тропинку, выбитую в густой траве.
— Здесь недавно прошли немцы! — воскликнул лейтенант Соляник, показывая на песчаных местах отпечатки множества немецких кованых солдатских сапог.
— А мы беспечно несемся даже без разведки и охранения, — возмутился Ерофеев.
Действительно, получалось как-то так, что, вступив в заболоченный край, мы не приняли должных мер предосторожности. Неприятная новость быстро облетела партизан и как рукою сняла усталость. Без промедления были высланы разведка и боковое охранение.
Безжалостно палило солнце, и все живое попряталось в тени деревьев. Усталые и потные, мы шли и жадно смотрели на гнилую воду канала, затянутую зеленой ряской. Некоторые, облизывая сухими языками запекшиеся губы, не выдержали и, спустившись к каналу, через плотно сжатые зубы цедили густую протухшую воду. Однако двоих тут же стошнило, и это удерживало других от искушения.
Движение отряда сильно задерживали разведка и особенно боковое охранение.
— Не дозор, а одно мучение. Ищешь не немца, а кочку, чтобы не утонуть в этом чертовом болоте, — ругался разведчик Демьянович, выделенный в боковое охранение. Он тут же попросил подмену.
Стало ясно, что можно исполосовать до костей об осоку и искупать в грязи поочередно всех бойцов, но все равно не обеспечить прикрытие колонны с флангов. По предложению Кислякова боковое охранение, пробиравшееся черепашьим темпом и задерживающее отряд, сняли. А чтобы уменьшить опасность внезапного нападения противника, были увеличены дистанции между разведкой и отделениями.
Когда разведка приближалась к деревне Крайцы, один из партизан, пробираясь через заросли, вдруг заметил человека, быстро спустившегося с высокой сосны и нырнувшего в заросли. Сжав винтовку, боец бросился за ним и вскоре привел забрызганного грязью коренастого мужчину лет пятидесяти. Бледный и испуганный, он едва дошел до нас. А затем, трясясь от страха, довольно долго не отвечал на наши вопросы. Потеряв терпение, Кисляков подошел к нему и, схватившись за автомат, прикрикнул:
— Ты что — немцам продался? Говори или убью!
Задержанный еще больше побледнел и задрожал как осиновый лист.
— Не пугай его, Андрей! — вмешался парторг Ивановский и, приблизившись к перепуганному человеку, показал ему свое удостоверение. — Ты что, дружище, своих не узнаешь?
Прочтя документ, тот быстро преобразился и заговорил. Это был житель деревни Крайцы, бежавший из нее перед приходом врага.
— Вот товарищ аккурат прихватил меня при наблюдении за деревней и этой дорогой. Ну, думаю, попался к полицаям, и пиши пропало.
— Об этом потом, а теперь говори, есть ли в селе фрицы и сколько их? — спросил Сиваков.
— Да, есть, и много. Не менее трехсот будет, и все налегке, даже без обоза.
— Это точно?
— Точно, товарищ, даю голову наотрез.
— Учти, время военное, и голова слететь может, — предупредил командир. Усилив разведку, он поставил ей задачу незаметно выйти к деревне и выяснить обстановку.
Отряд приготовился к бою и с большой осторожностью продвигался вперед. По пути крестьянин с горечью рассказал нам о том, как переодетые немцы и полицаи примчались в деревню.
— Вчера вечером сельская самооборона предупредила жителей, — говорил он, — что приближается какая-то вооруженная группа около трехсот человек. По сигналу тревоги все собрались и ушли в лес. Лишь один старик с внуком остались.
— Если идут без выстрелов, значит, свои. Немчура так не ходит… — рассуждал дед.
Войдя в деревню, неизвестные, выставив пулеметы на окраинах, начали рыскать по домам и набрели на старика. Были они в гражданской одежде и назвали себя партизанами. Главари ругали немецкие порядки и попросили у старика еды. Приняв все за чистую монету, он зажарил последнего петуха и достал из-за печи бутылку самогонки. «Кушайте, дорогие, — говорил дед, — вы святое дело вершите, истребляете фашистских гадов…»