— Кто там? — Кирильчик вынырнул из пара. — Вот нежданный гость! — протягивая руку, говорил Павел. — Пришли бы завтра, попали бы сразу на первак. К Новому году решил немного сделать для отрядного госпиталя.
— Я пришел по очень важному и срочному делу. Соберите вашу дружину на гумне.
— Хорошо, я быстренько.
Первым пришел его младший брат Григорий. Запыхавшись, прибежал юркий Николай Лущик. Вскоре вернулся сам Павел и сказал, что Дубовский болен.
Передав дружинникам отпечатанные листовки, я сказал, что сейчас, как никогда, отряду нужны боеприпасы и взрывчатка. Какие у дружины есть возможности в этом смысле?
На некоторое время воцарилось молчание. Колхозники прикидывали, думали…
— Возможности невелики, но кое-что можно сообразить, — начал Григорий. — Во-первых, надо попытаться поискать снаряды на Борисовском артиллерийском полигоне. Помню, до войны там оставались невзорвавшиеся снаряды и мины, а теперь наверняка и немецких прибавилось.
— Во-вторых, — сказал Лущик, — мы уточним, у кого из деревенских припрятаны запасы динамита, шнура и капсюлей, которые оставались еще со времен работ на лесозаготовках. Завтра к вечеру привезем все, что найдем.
— А пока нет возможности взрывать поезда, нужно хотя бы задерживать их в пути, — продолжал Григорий.
— Интересно, как это можно? — поинтересовался я.
— Очень просто, — отвечал он. — Как только приближается поезд, я выбегаю на линию и размахиваю зажженной головешкой. Состав медленно останавливается, и меня спрашивают, что случилось. Я говорю — только что спугнул людей, возившихся у железнодорожного полотна, поэтому не исключено, что заложена мина. Тут и начинается переполох… Одни палят в кусты из автоматов, другие, понукаемые офицерами, с фонарями осторожно ищут несуществующую мину. Немцы бегают, нервничают, ругаются, паникуют, а поезд стоит 25—30 минут, иногда и больше, за ним нагромождаются другие составы, паровозы гудят… А я сижу у костра, покуриваю да усмехаюсь себе в усы. Останавливаются и встречные поезда. Начать движение никто не решается, ибо ни у кого нет миноискателей. Шум, свистки, крики, стрельба продолжаются до тех пор, пока со станции не примчится автодрезина с саперами и те не проверят путь. В общем получается настоящий цирк. Ведь никому из фрицев неохота подорваться…
— Хорошо придумано. Вот бы заставить оккупантов ползать на каждом километре, — вставил Павел Кирильчик.
— Нет, на каждом километре не получится. Немцы не дураки. Они быстро поймут нас.
Проведение «саботажа» решили поручить самому инициатору — Григорию. Конечно, мы понимали, что это лишь временная мера, злоупотреблять которой нельзя, ибо в случае подозрения гитлеровцы сразу рассчитаются с ее организатором.
Лущику было поручено утром же выехать на Борисовский полигон, собрать невзорвавшиеся снаряды крупных калибров и доставить их в условленное место.
Под конец совещания Павлу Кирильчику пришла мысль попытаться забивать в стыки рельсов небольшие стальные стержни-болванки. Организацию этого дела он и взял на себя.
Распрощавшись с дружинниками, я поспешил на встречу с Катей Мальцевой. Было без четверти двенадцать. Сильно морозило. Взошла луна. Луг, покрытый чистым слежавшимся снегом, переливался в голубоватом свете, точно огромный серебристый ковер.
Я и не заметил, как оказался у места, где меня уже ожидали.
— Ваше приказание выполнил, Катю доставил, — доложил Петя.
— Как в деревне?
— Два дня назад немцы увели пять коров и настреляли сотню кур. Листовки расклеил. Хотел было пристукнуть старосту, но оставалось мало времени, и я лишь пригвоздил на его воротах листовку. Пусть просвещается, — улыбнулся Петя, надеясь на похвалу.
— Листовки — хорошо. А насчет старосты — запомни, ты не судья. В следующий раз выполняй только то, что приказывают. Понял?
— Понять понял, но староста — шкура, предатель! Сам видел, как он помогал полицаям наших красноармейцев отвозить в Смолевичи. Таких гадов нужно немедля истреблять…
— Об этом позже, а теперь прогуляйся, пока я поговорю с сестрой.
— Мальцева, — несмело протянула руку молодая женщина среднего роста. Из-под платка в свете луны блестели кольца вьющихся черных волос, а через плечо до пояса спускалась аккуратно заплетенная коса. Строгий взгляд больших глаз и бледное строгое лицо.