И когда уже казалось, что двигаться дальше нет никакой мочи, рядом с нами появлялась высокая заснеженная фигура.
— Ну как, товарищи, тяжело идти? — слышим мы сквозь завывание ветра голос комиссара.
— А когда партизанам было легко? — глухо отозвался мой друг Иван Приходько.
— Да-а-а, — рассмеялся Руднев. — В такую погоду ходят только черти да партизаны…
И я чувствую, как от шутки комиссара живительное тепло разливается по телу, прибывают утраченные силы. И пусть завывает буран, злится непогода, я буду идти и идти рядом с тобой, комиссар, наперекор всем бурям, и ничто меня и моих товарищей не остановит на полдороге.
…Тихая весенняя ночь. Я стою за старой сосной на посту у штаба. Дверь штабной хаты открывается, выходят комиссар Руднев и заместитель командира по разведке Вершигора. Они с удовольствием вдыхают свежий воздух и продолжают начатый, видимо, еще в штабе разговор.
— Семен Васильевич, — растягивая слова, говорит вполголоса Вершигора. — Вот уже скоро полгода, как я нахожусь в соединении, но до сих пор не перестаю удивляться. Необычные у нас люди. Они и на задания ходят, и умирают в бою как романтики.
— Наши бойцы, Петрович, знают, что они борются за освобождение не только своей Родины, но и за свободу всех порабощенных фашистами народов. А бой за свободу всегда упоителен и романтичен!
— Да наверное, еще и потому, что такими людьми руководят, воспитывают их комиссары-романтики, — прищурив глаза, хитро улыбается Верши-гора.
— Ну это вы уже загибаете, товарищ подполковник, — возражает серьезным тоном комиссар. — Повнимательнее и глубже присматривайтесь к нашим людям. Это чудесный народ! Посмотришь на них — и сердце радуется. Это чудо-богатыри, золотой фонд нашей Родины! Воспитать за два десятилетия таких людей — это, Петрович, большое завоевание.
— Это понятно, — совсем тихо говорит Верши-гора. — Я пока что в одном не могу разобраться.
— В чем?
— По моему убеждению, в мире нет ни одного самого смелого человека, который бы чего-то не боялся.
— Интересно, интересно, товарищ подполковник, — прервал собеседника Руднев. — Кажется, вы не только режиссер, ревностный служитель муз, но к тому же еще и философ. Что ж, это великолепно! Продолжайте, я вас слушаю.
— Для меня, — продолжает Петр Петрович, — и поныне остается загадкой: чего же все-таки боятся наши партизаны?
— А вы долго ломали голову над этим вопросом? — спрашивает комиссар.
— Долго.
— Понимаете, Петрович, — рука Руднева по-дружески легла на плечо Вершигоры. — Я не люблю громких фраз, но иногда бывает, что без них не обойтись, скажу вам откровенно: наши люди — герои. А поэтому больше записывайте в свои походные блокноты и после нашей победы, если останетесь живы, сделайте все возможное, чтобы они, наши богатыри, не остались забытыми…
Руднев и Вершигора снова ушли в штаб, а их голоса и высказанные ими тогда мысли запомнились мне навсегда.
За умелое руководство партизанскими отрядами и их вождение по глубоким тылам врага, блестящее проведение крупных боевых операций постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 9 апреля 1943 года Семену Васильевичу Рудневу и Сидору Артемьевичу Ковпаку было присвоено воинское звание генерал-майора. Это сообщение с большим подъемом и гордостью за своих славных командиров встретили все партизаны соединения.
Комиссар Руднев считал, что присвоение ему генеральского звания возлагает на него еще большую ответственность. «Я чрезвычайно благодарен моей партии, правительству, моему народу за высокую оценку моей работы, — писал Семен Васильевич своей жене в письме от 14 апреля 1943 года. — Ты знаешь, что я не честолюбив и бескорыстен. Двадцать пять лет я честно отдавал все свои силы, всю свою страсть делу нашей Родины. Я был, есть и останусь верным сыном своей Родины. Это присвоение воинского звания… обязывает меня к еще большему перед Отчизной. Ты, родная, знаешь меня хорошо и можешь не сомневаться, что я буду драться до последнего, а если надо, умру честно в борьбе за свой народ, за свою партию. Ты знаешь, я пошел в партизанский отряд не за славой, не за чинами… Только безграничная преданность своей партии, своей Родине меня, как патриота, позвали идти на смертный бой с фашизмом».
Форсировав Припять и расположившись вблизи сел Аревичи и Кожушки, партизаны оборудовали посадочную площадку, на которой каждую ночь начали приземляться самолеты с Большой земли. Они доставляли боеприпасы, взрывчатку, военное снаряжение, газеты и письма, эвакуировали в советский тыл раненых партизан.