Много работы было и у секретаря парткомиссии Панина. Посыпались заявления о приеме в партию. На одном из заседаний парткомиссии был принят кандидатом в члены ВКП(б) и сын нашего комиссара, Радий Руднев, который по праву считался ветераном соединения. Партизанить он начал вместе с отцом еще 9 сентября 1941 года.
Крепко обняв сына, Семен Васильевич сказал слова, которые запомнились всем нам:
- Поздравляю тебя, сынок, с высоким званием коммуниста-ленинца. Береги в чистоте это почетное звание, как берегут его твои поручители: Ковпак, Базыма, Панин. И как твой отец...
По лагерю ходили неутомимые гости с Большой земли: секретарь ЦК КП(б) Украины Демьян Сергеевич Коротченко и молодой симпатичный генерал, начальник Украинского штаба партизанского движения Тимофей Амвросиевич Строкач.
Приезжие беседовали с партизанами или совещались между собой. Частенько Демьян Сергеевич с глазу на глаз обсуждал что-то с Ковпаком, вписывая столбиком цифры в свой блокнот. А Строкач затевал долгий разговор с полюбившимся ему комиссаром Рудневым. Их взаимная симпатия, дополнявшая обычные деловые взаимоотношения, была всеми замечена. И любящие порассуждать о жизни бывалые ковпаковцы объясняли ее так:
- Конечно, оба - кадровые военные с молодых лет, оба в пограничных районах служили, всю жизнь начеку!.. И главное, характеры у нашего Семена Васильевича и у Строкача - такие похожие, словно одна мать обоих воспитала!..
И верно: простота, доступность и добросердечие обоих были общеизвестны. А лично я имел причины любить и уважать их вдвойне.
Ведь Тимофей Амвросиевич Строкач в предвоенные годы, как депутат Верховного Совета и кадровый пограничник, официально рекомендовал меня в Московское пограничное училище. Он даже узнал меня, встретив тут, в тылу врага, и сказал, вручив мне орден Красного Знамени:
- Не зря, значит, я хлопотал, чтобы тебя приняли в Московское пограничное училище...
Конечно, все мы, партизаны, понимали, что длительные беседы комиссара Руднева и начальника УШПД продиктованы не одним лишь сходством их добрых и мужественных натур, столь импонировавших нам. Соединению предстояли большие дела.
Пока дед Ковпак и Коротченко трезво и придирчиво взвешивали стратегические задачи нового рейда и материальное его обеспечение, Руднев, как опытный политработник, и Строкач, привыкший за годы пограничной службы высоко ценить личную инициативу и выдержку каждого рядового бойца, обсуждали самую главную, коренную проблему в предстоящих испытаниях сохранение моральной стойкости людей.
- Народ у нас - чистое золото! На таких людей можно смело положиться, - в итоге этих долгих бесед заверил комиссар Руднев генерала Строкача.
И вот наконец наступил день выхода в рейд - 12 июня. В этот день Руднев писал семье:
"Здравствуйте, наши родные и любимые Ньомочка и Юрик!
Мы живы и здоровы. Радя по-прежнему чувствует себя хорошо, но лететь домой не хочет...
Родная моя Ньомочка! Мне часто передают, что ты очень волнуешься за Радика. Я понимаю твое материнское чувство больше, чем кто-либо. Я понимаю твою тревогу как матери. Любовь к своему ребенку - это не просто любовь близкого человека, и выше этих чувств нельзя себе представить.
Родная моя Ньомочка! Сегодня мы уходим в рейд. Пойдем далеко. Не волнуйся и не беспокойся.
Сегодня тов. Строкач вручил медали I и II степени мне и I степени Радику.
Родная моя! Прошу тебя, не волнуйся за нас. Скоро Красная Армия нанесет врагу такой удар, который будет решающим. Мы в этом ей поможем... Твой Сеня."
В КАРПАТЫ!..
В тот же день, в 18.00 наше соединение длинной живой лентой выстроилось на лесной дороге Милошевичи - Глушкевичи. Все бойцы замерли на несколько минут.
К колонне приблизились два так хорошо знакомых нам всадника: Ковпак и Руднев, оба в генеральской форме.
Юношески стройный, широкий в плечах Руднев особенно ловко сидел на своем трофейном скакуне, подаренном ему партизанами после одного боя.
Испытывающе и в то же время по-отцовски мягко всматриваясь в лица бойцов, Семен Васильевич чуть заметно улыбался в свои черные как смоль усы. Глаза его сияли возбуждением перед новым ратным делом и какой-то праздничной радостью. Она словно солнечное тепло передавалась бойцам, вызывая ответный блеск глаз и дружелюбные улыбки.
За Ковпаком и Рудневым ехали Коротченко, Строкач и другие посланцы Большой земли. Приблизившись к кавэскадрону, стоявшему по традиции в голове колонны ковпаковцев, командир с комиссаром и гости спешились. Переглянулись.
- Ну что ж, дорогие командир и комиссар! - пожимая руки Ковпаку и Рудневу, проговорил Коротченко. - Счастливого пути!..
Его смуглое узковатое, хорошо знакомое партизанам лицо, казавшееся всегда несколько строгим, сейчас отразило глубокое внутреннее волнение. Демьян Сергеевич вдруг привлек к себе и крепко, по-братски обнял Ковпака. Потом потянулся к Рудневу и, тоже обняв его, сказал с какой-то особой сердечностью:
- Берегите себя!..
Это беспокойство за жизнь Ковпака и Руднева было вполне понятно: ведь оба они не умели в минуту общей опасности заботиться о спасении своей собственной жизни. Выполнить боевую задачу, сохранив по возможности всех своих партизан, - вот что было для них главным.
- Не лезьте первыми в огонь! - добавил генерал Строкач на прощание, повернувшись к Рудневу. - Ведь вы сами наказываете за это младших командиров.
- Комиссарское дело - особое, - заметил, улыбаясь, Руднев. - Комиссар должен вести людей за собой.
Радик, стесняясь высокого начальства, с которым разговаривал сейчас отец, хотел было незаметно пройти мимо гостей, но Коротченко сам его остановил и обнял крепко, как сына.
Строкач тоже поцеловал Радика. Не ожидавший такого внимания, тот очень смутился и проговорил взволнованным голосом:
- Передавайте привет маме и Юрику!.. - Потом, чуть переваливаясь на ходу, поспешил к колонне.
Колонна уже тронулась в путь, а Коротченко и Строкам все еще стояли на берегу Уборти, махали нам фуражками. И Ковпак с комиссаром тоже задержались с провожающими. Они вчетвером молча пропускали партизанские роты, нагруженные боеприпасами и взрывчаткой подводы, артиллерию.
Наконец вскочили в седла и Ковпак с комиссаром.
- Прощайте, товарищи!.. Передавайте горячий привет всем-всем! оглянувшись в последний раз, крикнул Руднев.
Отсюда нашему соединению предстояло пройти путь в полторы тысячи километров - через Волынь и Ровенщину, Тернопольщину и Станиславщину на запад, разжигая пламя партизанской борьбы. Прощупать глубокий вражеский тыл со всеми его коммуникациями и наступить, как мы любили говорить тогда, на самые больные мозоли Гитлера. А затем, ворвавшись в Карпаты, нанести удар по нефтепромыслам, которые позарез нужны были вермахту.
Конечно, тогда еще никто из ковпаковцев, за исключением командования, не знал обо всем этом.
Началась беспримерная карпатская эпопея. Однако я не стану сейчас повторяться. Об этом рейде уже много рассказано его участниками. Мне хочется остановиться прежде всего на тех моментах Карпатского рейда, которые показывают лично комиссара Руднева, талантливого организатора партизанского движения и проницательного политика ленинского типа, способного предугадывать многие события.
Итак, обратимся к дневнику самого Семена Васильевича Руднева, начатому им при выходе в Карпаты - обыкновенной общей тетради в дермантиновом переплете, в которой он торопливо записывал карандашом и важнейшие события нашей боевой жизни, и свои собственные мысли, чувства, переживания.
Вот как описывал начало похода наш комиссар:
12 июня 1943 года
Сегодня знаменательный день. Наша часть в 18.00 двинулась в рейд по новому маршруту, утвержденному ЦК КП(б)У и Украинским штабом партизанского движения. Путь далекий, тяжелый, но очень важный.
Утром много говорили лично с тов. Строкачем...
Строкач интересовался прошлым отряда, спрашивал, как я работаю с Ковпаком и т. д. Во время беседы дал очень много ценных советов по дальнейшей работе, а главное - приказывал беречь отряд, беречь людей.