— Вот ведь… Попробуем позже? — ответил расстроившийся Рах.
— Да я тут подумал, что зря тебя вообще во всё это втянул. Торш ведь и доложить потом может, проверять будут… Давай не будем доводить до расследований. Просто отмени все изменения. И ещё, можешь оставить себе все остатки напитка в качестве компенсации.
— Но ты ведь сам так настаивал… — сказал Рах, и по его лицу было видно, что он крайне озадачен и расстроен.
— Знаю, что настаивал. Но пока ждал весь перетрясся от волнения и решил, что хватит с нас приключений. Уже и так будет, что вспомнить!
— Да уж!!! — поддержал Смикса Рах и рассмеялся, а потом добавил: — Ладно, иди к себе, я сам всё сделаю. Если меня заметят, то скажу, что проверку провожу.
Не успевшие высохнуть капли воды на листьях переливались в лучах утреннего солнца, словно россыпь бриллиантов. Теплый ветерок приятно обдувал лицо сидящей на бревне Марины, предоставившей своё лицо для заботы утренним лучам, так ласково греющим кожу. Стас подошел к ней, сел рядом и осторожно спросил:
— Как спалось?
— Хорошо, — смутившись ответила Марина.
— А ты помнишь, что было вчера вечером?
— Нет, — испуганно замотала девушка головой. — Я что-то натворила?
— Смотря с какой стороны посмотреть. Ты залезла на крышу, но кроме моей насквозь промокшей одежды никто не пострадал.
— Я… я не помню.
— Ты, собственно, мне так вчера и сказала, что утром ничего не будешь помнить.
— Ты разговаривал с Кристиной?
— Ага. Но разговаривал — это громко сказано. Я спрашивал, а ты…. она почти ничего не отвечала.
— Извини. Я не помню.
— Ясно, — сказал Стас, резко встал с бревна и пошел прочь.
Стас отошел к разводившему костёр для приготовления завтрака Петровичу и начал говорить, словно сам с собой. Ему просто нужно было выговориться, уж слишком много чего накопилось в душе, и не было никого рядом, чтобы всем этим поделиться.
— Вот ты мне скажи, Петрович, — говорил он, — вот почему всё это как-то вдруг внезапно оказалось на моих плечах? Я сам ещё не привык на чужие плечи не опираться в принятии решений, а теперь я вдруг как само собой разумеющееся оказался за старшего и должен решать, как всем нам продолжать жить. Эта девица со странными способностями и раздвоением личности. Эта вечная игра в прятки с многократно превосходящим нас по силе противником. Этот выбор между поиском новой жизни и мирным существованием в землянке.
Петрович слушал его, продолжая раздувать огонь и шевелить веточки в костре. Когда пламя стало сильнее, он положил ветки побольше и только после этого оглянулся на Стаса, сказав ему:
— Ты принял свою судьбу, иначе ты не был бы тем, кто ты есть. Просто тебе самому нужно с этим всем смириться.
Стас сидел молча и смотрел на постепенно разрастающееся пламя костра. Он до сих пор не мог принять решения о том, стоит ли им ехать дальше и искать лучшей судьбы, и что вообще ждёт их дальше? Что потом? Ну, просидят они в этом доме до зимы, а потом что? Все умрут от голода? Или поедут они искать эту секретную базу в горах. И что там? Вдруг ничего? Конечно, будь он один, он уже давно туда уехал, но не может ведь он тащить в неизвестность столько народа? Но не может же он раздумывать вечность и хранить всю полученную им информацию ото всех.
— О чём думаешь, лейтенант? — прервал вопросом его раздумья Петрович.
— Да так… О будущем.
— Пока ты будешь думать, будущее с места не сдвинется. Ты поделись, значит, идеей с народом, а там уж и видно будет.
— Пожалуй, ты прав, Петрович. Скажи всем, что после завтрака нужно собраться на совещание.
— Хорошо. Совещание, значит совещание. Соберём.
Стас встал и не выходя из задумчивости пошел обратно в дом. Почти все уже проснулись и разошлись кто куда, но некоторые ещё продолжали спать. Стас подошел к стоящему на столе засушенному букету цветов, выкинуть который ни у кого не поднялась рука, и стал его разглядывать. Он сам не знал почему, но эти цветы приковывали его взгляд и просто заставляли на них смотреть, словно на какой-то культурный шедевр. В них было столько всего: остатки былой красоты, оплетённые серой паутиной, смешение жизни и смерти, текущий покой и былая слава. Эти цветы зачастую приковывали внимание любого случайно проходящего мимо человека, заставляя его остановить и задуматься.
— Да, нужно им всем сказать, — тихо сказал Стас, и его никто не услышал.
После завтрака, как и планировалось, все люди собрались на поляне около дома и переговаривались между собой в ожидании Стаса. Когда лейтенант вышел на середину, то тут же воцарилась полная тишина: все ожидали того, что он скажет, потому что все понимали, что от этого зависит их будущее.