Это тем более важно, что Василий Иванович Скрыпник утверждает: когда пятеро партизан направлялись из Прохоровского леса в старый лагерь, сумки у Гайдара с собой не было.
Конечно, спустя четверть века Василий Иванович такой подробности может точно и не помнить: ведь никакой роли в этой операции сумка не играла.
С другой стороны, мы знаем, что бойцы отправлялись за продуктами. Им предстояло нести на себе немалый груз. В лагере они оставили даже винтовки.
Не исключено, что Аркадий Петрович оставил в лагере и сумку.
Если это было так, возможно, Горелов ее закопал в том же месте, где и весь архив отряда, о чем я расскажу в главе «Гибель командира».
...Прятал Горелов сумку с рукописями Гайдара или нет, нам пока неизвестно. Между тем Опанас Максимович Касич рассказывал, что в день гибели Гайдара, когда фашисты уже уехали, он пришел к могиле.
Под соснами, где останавливались партизаны, он увидел несколько вывалянных в грязи, затоптанных сапогами ломтиков сала, рассыпанный табак-самосад и брезентовую сумку из-под противогаза. Касич поднял ее, потряс. Из нее посыпались табачные крошки.
Это могла быть сумка кого-либо из бойцов. Но если она все-таки принадлежала Гайдару, то возникает вопрос: почему фашисты не забрали ее вместе с бумагами?.. Ведь записей и тетрадей у Аркадия Петровича было много. Казалось, удобнее ничего не вынимать, а забрать все вместе. Однако сумка осталась валяться на земле.
Почему?..
Объяснение здесь может быть только одно: бумаг в ней было мало. Гайдар нес с собой не всё, видимо оставив большую и главную часть рукописей в каком-то надежном месте.
В каком же?.. Где?!
Живет на Украине вдова лесника, Анна Антоновна Швайко. В доме у них, как уже говорилось, много раз бывал Гайдар.
Анне Антоновне довелось быть свидетельницей разговора Аркадия Петровича с ее мужем. Говорил Гайдар о рукописях, которые надо сохранить во что бы то ни стало, потому что будут они ему нужны после войны для работы над книгой. Лесник обещал.
Анна Антоновна вспоминает, что такой разговор она слышала трижды, но ни разу не имела возможности дослушать его до конца, потому что всегда очень нервничала, когда в дом приходили партизаны, и предпочитала находиться на улице.
По тону всех трех бесед, по отрывочным фразам женщина поняла, что речь шла о бумагах, уже отданных Гайдаром Михаилу Ивановичу. И Аркадий Петрович объяснял, что его рукописи представляют ничуть не меньшую ценность, чем документы, в том числе секретные, оставленные леснику другими окруженцами.
В Киеве я рассказал об этом полковнику Орлову.
— Да, да, — заволновался Орлов, — помню, как Аркадий Петрович советовал и мне оставить часть своих бумаг, а не тащить с собой. Швайко он верил. К тому же лес...
И тогда я понял, почему Гайдар не захотел оставить сумку у Степанцов. Им он верил, положим, не меньше. Но Степанцы жили в селе. Прятать они могли в доме либо на огороде: ведь в чужой двор не понесешь. А в лесу каждый пень — тайник.
...Но где все спрятано, Михаил Иванович никому не говорил, много раз обещая жене, что сведет ее и покажет.
Однако подпольная работа создавала постоянный недосуг, а тут однажды ночью за ним пришли и арестовали.
Когда полицаи уводили Михаила Ивановича, он дал жене понять, что сообщит ей кое о чем из тюрьмы. Если доведется.
...В золотоношской тюрьме у Анны Антоновны не приняли передачу. Спросила: почему? Ответили: Швайко у них уже нет.
— А где же он?!
Полицай засмеялся:
— Не все ли тебе равно?
Пошла на кладбище.
Ее нагнал незнакомый человек с повязкой на рукаве. Шепнул, чтобы не уходила, а подождала его.
Стояла зима. Было пронизывающе холодно — и от ветра, и от близости могил.
Подъехали сани, укрытые дерюгой. С них соскочил мужчина с повязкой и еще двое. Они стали раскапывать яму.
Когда раскопали, женщина увидела, что яма большая, а заполнена только наполовину и у стенки ее, в усталой позе, свесив голову на грудь, сидит муж, Михаил Иванович.
Был он в нижней рубашке и пиджаке, в котором ушел из дому.
Анна Антоновна подбежала к мужу, провела рукой по его волосам и лицу, на котором не таял снег, и тут только заметила, что из кармана пиджака торчит лоскут бумаги.
Это была записка.
Аня!
Меня допрашивал Самовольский Михаил... Он допытывался, откуда я беру и где храню бланки документов, что я давал с собой разным людям из окружения... Я ничего не сказал... Береги детей...
Больше в записке ничего не было.