Тайники Михаила Ивановича мог знать младший его сын, Володя, но он трагически погиб во Львове в 1955 году.
А раньше никто не интересовался...
Я надеюсь на помощь старшего брата Володи, Василия Михайловича...
Хочу верить: среди безвестных, бесценных кладов земли лежат, возможно, в патронной цинковой коробке, или в старом ведре, или в прорезиненном каком-нибудь плаще рукописи Аркадия Гайдара.
И если мы найдем хоть одну страницу, это будет лучшим памятником ему за великий его писательский и солдатский труд.
ГЛАВА XLIII. ГИБЕЛЬ КОМАНДИРА
— Вставай... вставай, Толька!
Кругом измена! Все в плену...
Аркадий Гайдар, «Военная тайна»
Горелову стало очевидно, что гитлеровцы задались целью уничтожить отряд.
Разведчики, посланные в Гельмязево, принесли газету. Германское командование обещало десять тысяч рублей за поимку первого секретаря райкома...
Командир предложил разделиться на маленькие группы и двигаться к линии фронта порознь. Иного выхода он не видел.
Перед тем как разойтись, сочли нужным закопать оружие, которое нельзя было взять с собой, списки отряда, протоколы партийных собраний, печать, а также партийные, комсомольские билеты мертвых и живых.
Ночью принесли всё в Лепляву.
Сначала думали рыть яму в огороде у Степанцов. Но Игнат Касич — он жил на самой окраине, вблизи леса, — сказал, что лучше у него.
Окна в доме Игната Федоровича были плотно завешаны. Горела керосиновая лампа. Партизаны молча доставали из карманов и клали на стол маленькие разноцветные книжечки.
Горелов, худой и бледный, складывал стопки билетов, пачки исписанных карандашом страниц в пустые цинковые коробки из-под патронов.
Жена Касича, Елена Дмитриевна, и сестра его, Афанасия Федоровна, следили за этими сборами и плакали.
Потом Горелов, Скрыпник, Степанец, Касич, прихватив с собой карабины, винтовки, гранаты, наганы, ручной пулемет и диски к нему, вышли из хаты.
Было непроглядно темно. С легким шорохом входили в подмерзшую землю лопаты.
И никто не догадался позвать женщин и показать им на всякий случай, где все закопано...
Командира в дорогу собирала Афанасия Федоровна. Она достала ему теплую барашковую шапку. Выпросила у соседей старый костюм. Брюки оказались коротки. Пиджак узок. Но другого не было. Вещи, которые имелись в доме, Афанасия Федоровна раздала еще раньше, все, до последней рубашки...
Федор Дмитриевич направлялся к линии фронта. К Харькову. Вместе с ним — Александров и Никитченко.
Помня о приказе немцев с угрозами и посулами, партизаны двинулись глухими, отдаленными селениями, где почти не бывали немцы и где люди с меньшей опаской принимали незнакомых.
3 ноября добрались до хутора Малинивщина и постучались в маленький домик. Он выглядел неприметным. В случае облавы меньше всего можно было ожидать, что полицаи в него заглянут.
В хате жила Надежда Гоптар с детьми. Она впустила партизан, предложила раздеться. А сама выскочила к соседям за хлебом: свой у нее весь кончился.
После ужина постелила партизанам на полу.
Ночью в дверь негромко постучали. Все трое проснулись.
— Это моя сестра, — успокоила хозяйка, слезая с печки. — Она всегда ночует у меня. Одной-то мне с детьми страшно. А тут у них вечеринка.
Брякнул засов. Рывком распахнулась дверь. Отпихнув сестру Гоптар — свое она уже сделала, — ворвались в комнату люди с немецкими карабинами и гранатами на изготовку.
Горелова и его спутников избили, крепко связали, бросили на подводу и ночью же повезли в Гельмязево.
Здесь арестованных разделили. Федора Дмитриевича сразу доставили в жандармерию. Она помещалась в его квартире.
В комнате для допросов — бывшем кабинете — стоял кожаный диван с полкой, шкафчиками. На нем Горелов обычно спал, возвратясь под утро из колхоза. В углу валялись игрушки: автомобили без колес, лошадь с вырванным хвостом, вырезанные из дерева лодки. Ими играли мальчишки — трое сыновей. Счастье, что они уехали.
...Ноябрьским вечером Мария Сергеевна Станиславская, еще недавно секретарь-машинистка райкома, стояла у печи и варила галушки.
Вошел Семен Маргара. Люди говорили про него: из шкуры лезет вон, так ему хочется угодить немцам.
У Маргары было дело к Шульге, мужу Марии Сергеевны, человеку мрачному и жадному, жизнь с которым становилась все невыносимей, особенно теперь, когда Шульга доставал мешками соль и сахар, а после продавал стаканами на базаре.