Пьяно опустившись на лавку, Маргара достал портсигар, свернул самокрутку. Кому-то старательно подражая, закурил. На его запястье блеснули часы. Мария Сергеевна, увидев их, оцепенела.
...Месяца три назад, садясь в машину и давая Марии Сергеевне последние указания, Горелов неловко повернулся и ударил часы о дверцу кабины. Приложил к уху — не тикают. Федор Дмитриевич расстегнул ремешок, протянул секретарю часы и попросил отдать их в починку.
Мастер сменил пружину, но подходящего стекла у него не нашлось, и он оставил старое, с трещиной посередине...
— Что буркалы таращишь? — спросил Маргара, перехватив ее испуганный взгляд. — Или, может, узнала?
— Узнала.
— Чьи же они, примерно, будут? — спросил он и от удовольствия даже прищурился.
— Горелова.
— Правильно, — похвалил Маргара. — А как попали ко мне, знаешь?.. Не знаешь?.. Ишь ты, секретарь-машинистка, а не знаешь. — Маргара засмеялся. — Должна знать, должна. — И тут же хвастливо: — Дело твоего Горелова веду... Поняла?.. Крепкий гад такой... Я его спрашиваю, а он молчит. Я его опять, значит, спрашиваю... Опять молчит... Ну, у меня тоже нервы... Верно?.. Я ему пальцы между дверей... Аж белый стал... А молчит. Я ему тогда по-дружески:
«Ну, чего ты, дурак, молчишь? Кто этот героизм твой увидит?»
«Мне, говорит, все равно недолго жить, и я ничего не скажу...»
Но смотри, Сергеевна, если проболтаешься! — пригрозил вдруг Маргара.
На другой день она стояла у калитки своего дома и разговаривала с соседкой, когда по мостовой застучали копыта. Ехала подвода. Ее сопровождали два немца.
— Мария, здравствуйте и прощайте! — донеслось с подводы.
Станиславская с трудом узнала Горелова. Он был без фуражки, обе руки забинтованы. С ним сидели еще двое. Горелов хотел что-то сказать, но немец замахнулся автоматом,
В Золотоноше первым секретарем Гельмязевского райкома партии занималось гестапо. Рассказывают, когда наши войска освободили город, во дворе гестапо нашли тело Горелова. Оно было все обмотано колючей проволокой.
ГЛАВА XLIV. НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ПОДРОБНОСТИ
В начале ноября 41-го года в Гельмязеве объявился Погорелов. Полицаи тут же его задержали. В районе Погорелова знали, и полицаи знали его тоже.
Но он достал из кармана справку о том, что подателю настоящей — фамилия, имя, отчество полностью — германскими властями дозволяется беспрепятственное передвижение до Харькова и обратно. Полицаи переглянулись, вернули бумажку и двинулись дальше, недоумевая.
Поселился он у одной «веселой вдовы». Набрала она в оставленных домах и в брошенных при отступлении складах муку, сахар, зерно, крупу и варила теперь ведрами самогон.
Лицо у Погорелова от ежедневного пьянства распухло. На улицу он выходил только с наступлением темноты. Случайно встречаясь с кем-нибудь, опускал глаза. С ним не здоровались. Лишь однажды две женщины, проходя мимо, бросили ему прямо в лицо: «Иуда».
Не ответил.
Между тем районный староста Костенко по едва приметным признакам уловил, что положение его при «новом порядке» не столь прочно, как ему мечталось.
Догадываясь, что начальство узнаёт от полицаев о малейших его прегрешениях, стал он еще больше лютовать по селам, а заодно, дабы имели страх, поприжал и ближайших своих соратников.
И тогда один полицай, смекнув, что в подчинении у Костенко жизни ему все равно не будет, признался — по секретным каналам — в давно мучающих его сомнениях: а не является ли районный староста замаскированным партизанским агентом?!
В доказательство же посоветовал поискать, не отыщется ли кое-что утаенное за бочками в подполе, а также в левом углу амбара Костенко, под дровами...
...В Золотоношу разжалованного районного старосту доставили вместе с кипами найденных полушубков, сапог и штабелями ящиков.
Хитроумных его доводов, почему он скрыл от германских властей целый партизанский склад, гестаповцы во внимание не приняли. И на первом же допросе Костенко был умело — насмерть — запорот по той же самой проверенной методе, по какой еще недавно запарывали насмерть других людей по его, Корнея Яковлевича, авторитетному указанию.
С внезапной смертью Костенко и сменой начальника в Золотоноше тайная «заслуга» Погорелова среди множества иных неотложных дел оккупантами попризабылась.
А тут еще им надоело разыгрывать «спасителей». Начали они без всяких деклараций грабить колхозников и увозить в гестапо всех, кто занимал хоть маленькую должность при советской власти.
Арестовали однажды ночью и Погорелова, а заодно и «веселую вдову». Как сообщницу. Донос написал Михаил Кричун, который приходил к ней в гости и пил самогон вместе с Погореловым.