Прудников, раскинув руки, недвижно лежал на спине. Гайдар бросился к нему. Осторожно вынув из-под его головы каску, быстро ощупал лицо, голову, провел рукой по гимнастерке. Ни острых краев осколков, ни липкой влаги.
— Иван Николаевич, — позвал Гайдар и потряс его за плечи. — Иван Николаевич!..
Рядом возник ординарец Кудряшов.
— Что с ним? — испуганно спросил он.
— Ничего страшного. Кажется, контузия. Понесли.
Гайдар подхватил комбата под мышки, Кудряшов — за ноги. Но при свете ракет немцы сразу их приметили, и мины стали рваться рядом.
Прибавили шагу, но быстро нести комбата по неровному полю оказалось неудобно. То Кудряшов, то Гайдар оступались, и тогда Прудников от боли вздрагивал и почти вырывался из рук, и стоило больших усилий его не уронить.
— Опусти, — сказал Гайдар Кудряшову.
— Зачем?
— Опусти, если велят.
Прудникова положили на землю.
Кругом рвались мины.
— А ну-ка помоги мне взять его на спину, — сказал Гайдар.
— Вы знаете, сколько в нем весу?!
— Давай!!!
Аркадий Петрович с трудом поднялся, поправил тяжелую свою ношу и быстрым шагом двинулся к спасительным кустам, до которых оставалось метров двести.
Кудряшов с двумя автоматами — один на плече, другой на изготовку — шел сзади
А мины рвались всё ближе, ближе...
Светало, когда Прудников очнулся.
Он лежал на земле. Над ним простер свои ветви могучий дуб. В голове шумело, и что-то давило на уши, словно их закрывали рукой.
Комбат с трудом повернул голову и похолодел. Метрах в пяти от него стояли двое в пятнистых немецких плащ- палатках и о чем-то говорили. О чем, Прудников не слышал.
«В плену!» — мелькнула жуткая мысль.
Он машинально схватился за кобуру. К его удивлению, пистолет был на месте. Комбат с трудом вытащил «ТТ», навел на высокого, что был совсем близко. Но... поторопился и не взвел затвор.
И в то мгновение, когда Прудников бессильными пальцами пытался оттянуть затвор, а затвор не поддавался, высокий повернул голову, кинулся навстречу, прижал руку с пистолетом к земле и голосом Гайдара сказал:
— Не надо, Ваня, не стреляй. Здесь и без тебя много стреляют...
* * *
— Такая вот приключилась со мной штука, — смущенно рассказывал Прудников, — Аркадий Петрович вынес меня с поля боя, спас мне жизнь. А я его в этой плащ-палатке, да еще в лесу, принял бог весть за кого...
И чуть не убил.
* * *
Когда Прудников доложил Гавилевскому, что батальон с малыми потерями вырвался из окружения, майор расцеловал его.
— А мы-то вас уже похоронили, — признался командир полка.
Гайдара с того дня Прудников больше не видел.
Второго августа Ивана Николаевича тяжело ранило. И его увезли в госпиталь.
А спустя неделю в палату принесли «Комсомольскую правду».
— На вот, Прудников, тут про тебя написано. Гайдар какой-то написал. Здорово получилось.
— «Наш батальон вступал в село», — прочел Иван Николаевич. — Наш батальон...
В глазах у Прудникова вдруг все поплыло. Так бывает, когда стекла окон начинает заливать дождь...
ГЛАВА VIII. ВЕЧЕР В «КОНТИНЕНТАЛЕ»
...И я задумался о Толстом и о том огромном преимуществе, которое дает писателю военный опыт.
Эрнест Хемингуэй, «Зеленые холмы Африки»
У Крещатика попутный грузовик затормозил. Гайдар, придерживая сумку, прыгнул через борт. Ему подали его автомат. Он крикнул: «Спасибо!» — помахал рукой, и машина тронулась.
Аркадий Петрович уже два дня не был в Киеве, и ему захотелось прогуляться по центру.
Здесь продолжали ходить троллейбусы и автобусы, дворники поутру и в полдень поливали из брандспойтов тротуары, мостовые и клумбы.
На первом этаже Центрального универмага Гайдар купил какие-то мелочи и направился в гостиницу.
Пока дежурная искала ключ, чтобы открыть номер, пока он брился, принимал душ, переодевался, по всем этажам разнеслась весть: с передовой вернулся Гайдар.
Директор гостиницы специально прислал сказать, что в ресторане его ждет ужин. Правда, ничего особенного. С продуктами стало трудно. Но сыт будет, и кусок вареного мяса с мозговой косточкой найдется тоже.
Выйти из номера Аркадий Петрович не успел. К нему набилось полным-полно народу. Все ждали новостей.
Не то чтобы товарищи не бывали на передовой. Просто так повелось: лучше Гайдара никто не мог объяснить ни сложностей, возникших на фронте, ни перемен за последние дни.
Развернули карту, и Аркадий Петрович, с толстым карандашом в руке, коротко и точно, как перед боем, говорил: где теперь наша линия обороны, сколько дивизий дополнительно брошено Гитлером сюда, под Киев, из них — моторизованных, в чем преимущества и недостатки создаваемой нами линии укреплений и насколько эффективны новые средства борьбы с немецкими танками.