— В «Континенталь». Знаете?
— Конечно, — усмехнулся водитель.
Машину поставили во дворе гостиницы.
— Где вы, Саша, живете?
— Недалеко отсюда: Круглоуниверситетская, 15.
— Очень хорошо, — ответил Гайдар. — Сможете отдыхать дома. Если случится что особенное, тогда уж вам придется ночевать в «Континентале». А сейчас идите домой.
Так у корреспондентов «Комсомольской правды» появилась своя машина — полуторка «77-44».
ГЛАВА XII. ГАЙДАР И ДЕТИ
— Идем с нами, Санька,— говорит Светлана. — Не бойся. Нам по дороге, и мы за тебя заступимся.
Аркадий Гайдар, «Голубая чашка»
Теперь, когда появилась машина, работать стало веселей. Собственно, до передовой было не так уж далеко, несколько километров.
Но пока дойдешь, пока отыщешь кого надо, пока расспросишь и запишешь — уже вечер. Либо оставайся ночевать, либо — опять пешком — возвращайся обратно. Хорошо, если тебя захватит попутная.
К тому же пешком или на трамвае (на передовую ездили и на трамвае) можно добраться только до ближайшей линии обороны. А вся она — на десятки километров. Поспей всюду попробуй.
А тут Саша завел мотор, проверил, сколько бензина в баке и в подобранном на дороге бочонке, и езжай хоть в Бровары, хоть в Харьков.
И на этот раз Аркадий Петрович направлялся к передовой.
По обыкновению, он сидел в кабине. Вдоль шоссе чернели искалеченные, перевернутые взрывом машины. Саша, крутя баранку влево и вправо, объезжал наспех засыпанные саперами, а то и самими водителями воронки.
Дорога эта немецким бомбардировщикам была хорошо знакома.
День был солнечный. Небо от самолетов пока чистое. Гайдар время от времени высовывался из окна, но ничего подозрительного не замечал, и Ольхович уверенно обгонял тяжело груженные полуторки и трехтонки.
— Саша, тормози! — внезапно крикнул Гайдар.
Тяжело зашуршали по гравию скаты. Аркадий Петрович открыл дверцу и выскочил из кабины.
Ольхович испуганно глянул сначала в небо, потом в ту сторону, куда побежал Гайдар.
Тут лишь Саша заметил: близ дороги дерутся двое мальчишек.
Один был длинный. Другой — в синей майке — на голову ниже. С кривой улыбочкой, неторопливо выбирая, куда побольней, длинный лупил маленького, с любопытством наблюдая, как тот вздрагивает от каждого точно рассчитанного удара.
Во всей фигуре малыша в синей майке сквозило давнишнее бессильное горе.
Он бы мог убежать, но бежать ему, наверное, было стыдно.
И он только защищался, пытаясь отводить безжалостные кулаки и нервно закрывая то лицо, то грудь, то живот руками...
Услышав топот, мальчишки обернулись: военный бежал к ним.
Длинный поначалу оторопел, потом повернулся, припустил вдоль палисадника и скрылся.
А второй, поняв, что это помощь, заплакал:
— Дяденька, догоните его. Что он все время ко мне лезет, — и заплакал еще сильней. Горько-горько...
Аркадий Петрович растерялся. Ловить длинного совсем не входило в его планы. На дороге ждала машина, а между тем мальчишке надо было помочь.
— Вот что, — произнес Гайдар. — Я за ним не побегу... Не могу. Меня ждут. — И он показал на полуторку, дверца которой оставалась открытой. — И потом, что же получится: он дал тебе, я дам ему. Потом я уеду, он опять даст тебе. Лучше договоримся так: ты быстрей расти, становись сильным. И тогда ты дашь ему сам. А главное — не бойся. Он же трус. Когда он тебя бил, ты же не побежал?
— Не побежал.
— А он, хотя его никто не бил, побежал... А труса чего же бояться?
Мальчишка хлюпнул носом, насухо вытер глаза рукой и сказал:
— Я, дяденька, ему дам! Ей-богу, дам! Да так дам, что он уже никогда не полезет к тем, которые слабже!..
У нас много найдется таких смелых ребят.
Аркадий Гайдар, «Воспитание мужества»
Машина свернула к Голосеевскому лесу. На окраине полуторку остановил патруль. Проверил документы. Лейтенант, уважительно беря под козырек, объяснил, что дальше ехать нельзя, немцы очень близко, а пройти немного вперед еще можно.
Сбоку от дороги, в кустарнике, было полно военных с голубыми петлицами. Здесь стояли десантники полковника Родимцева.
А возле замаскированной ветками палатки, скорее похожей на шалаш, бегали двое мальчишек.
Гайдар, завидя их, от удивления даже остановился. Было им лет по пятнадцати, носились они босиком и в невероятных лохмотьях. На одном были латаные штаны и пиджак с распоровшимся у плеча рукавом. На другом — телогрейка, из которой лезла грязная вата.