И хотя знакомство состоялось, разговор не получался. Люди сидели, обессиленные дневным переходом и подавленные тем, что лишились сразу всего, а теперь идут неизвестно куда, и никто не знает, сколько еще так идти.
Аркадий Петрович долго молча сидел у огня. Потом, глянув куда-то поверх голов, в сторону вспыхивающих зарниц, вполголоса, словно пересказывая старую боевую песню, произнес:
— В те дальние-дальние годы, когда только что отгремела по всей стране война, жил да был Мальчиш-Кибальчиш, — по памяти, вслух читал он свою «Сказку о Военной Тайне», сказку о покое, царившем над землей, о воздухе, внезапно запахшем «то ли дымом с пожаров, то ли порохом с разрывов», о беде, которая пришла, «откуда не ждали», о ржи, которую отцы густо сеяли, а убирать уже сыновьям придется, о «горящих за горами зорях от зарева дымных пожаров», о мужественной смерти настоящих людей, о гибели бесстрашного Мальчиша, преданного Плохишем.
Написана сказка была десять лет назад, на Дальнем Востоке. Но сейчас, в поле у дороги, при свете гаснущего костра, казалось: Аркадий Петрович рассказывает о том, что произошло у всех на глазах, что все они только что пережили.
И потому, когда он кончил, воцарилась уважительная тишина. Только баба Матрена, не в силах остановиться, продолжала тихонько плакать, вытирая глаза и морщинистые щеки концами накрахмаленного головного платка.
— Германа цего, буржуина, как правильно вы сказали, — произнес дед Захарий, — мы, понятное дело, одолеем. И хаты, и дворы, какие у нас там чи сгорели, чи що, живы будем — новые построим. Не это обидно.
А то я вам, добрый человек, скажу, обидно, что каждую вот такую жменьку, — старик вырвал с корнем пук травы, — обратно отвоевывать придется.
А ведь это значит не худобой[7] какой — кровью людской за родную нашу землю платить будем. Это ж понять надо, как обидно.
Так что вы Матрену нашу, что плачет, извините. Это она по бабьей своей слабости. А что погостювали с нами и за рассказ ваш душевный от бригады всей, от общества спасибо. — Старик встал, подошел к Гайдару и пожал ему руку. — И вам, гражданин, спасибо тоже, — обратился он к Козакову.
— А я не согласен с концом вашей сказки, — произнес вдруг Алеша, парнишка лет четырнадцати, в новых хромовых сапогах, которые были ему велики, и в синем бостоновом костюме с закатанными рукавами.
— Как ты смеешь, Лешка, взрослому человеку такое говорить? — обиделся дед Захарий, а женщины неодобрительно посмотрели в сторону парня.
— Не надо, пусть скажет, — остановил деда Гайдар. — Что же тебе, Алешка, не понравилось?
— Лучше б вы написали так, — Алеша поднялся с земли и быстро заговорил, опасаясь, что его снова перебьют, — лучше б так: ринулась в бой Красная Армия, выручила она Мальчиша-Кибальчиша. Обнял его перед всем строем за храбрость самый большой командир. Обнял, сел на коня и уехал.
А Мальчиш вернулся домой: тихо на широких полях, на зеленых лугах, где рожь росла, где гречиха цвела... И нет ни отца, ни брата. Грустно ему стало одному дома. И отправился тогда он в город, поступил в ремесленное училище.
Выдали ему там форму, и фуражку с молоточками выдали тоже. Учится он там со всеми, и никто не знает, кто он такой. И сам он тоже не знает, что наградили его орденом, ищут, ищут, а найти не могут. Он ведь, уходя в город, никому ничего не сказал. А когда не нашли, то прикололи этот орден на знамя комсомола...
Вот какой бы я написал конец, — очень тихо, вдруг смутившись, произнес Алеша.
Гайдар посадил мальчишку рядом. Обнял его за плечи. Леша сидел взъерошенный, возбужденный только что произнесенной речью и уважением, оказанным ему при всех настоящим писателем.
— Многим кажется, — вздохнув, сказал Гайдар, — что писатель волен распоряжаться судьбами своих героев, как ему вздумается. И ошибаются, потому что люди в книгах должны поступать так, как они поступили бы в жизни. И случаться с ними должно то же, что случается в жизни. Иначе они перестанут быть живыми и в них никто не поверит.
Я понимаю, тебе хочется, чтобы Мальчиш остался жив. Скажу тебе, Леша, как другу: мне, когда я писал, тоже очень хотелось... Но если бы я приделал счастливый конец, ребята, которые прочли бы сказку, мне бы этой неправды не простили. И ты бы, верно, не простил тоже.
Мальчиш погиб. Но погиб героем. Он погиб за Родину. Пусть его смерть будет примером для живых...
Аркадий Петрович зашел в редакцию газеты «Красная Армия», которая издавалась для войск Юго-Западного фронта. Находилась она в подвальном помещении, недалеко от Лавры.