Аркадий Петрович проявил себя отличным разведчиком. Ежедневно пробирался он в соседние деревни. В первую же ночь, вернувшись из-под Яготина, он принес трагическую весть о гибели большой группы генералов и офицеров. Это был штаб командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса.
Но где фронт, Аркадию Петровичу узнать не удалось.
...Не забыть одного случая.
С продуктами становилось все хуже. Особенно страдали раненые. Тогда военврач Нина Петровна (фамилии ее, к сожалению, не помню) с моего разрешения отправилась в соседнюю деревню чего-нибудь для них раздобыть.
Она сняла свою шинель с кубиками, облачилась в чье-то пальто, голову повязала платком, позвала в помощь себе какого-то железнодорожника и отправилась с ним в деревню Семеновку. Говорили, что в Семеновке немцы, но были они кругом, и выбирать не приходилось.
В селе Нина Петровна велела своему спутнику обождать ее под деревьями, а сама вошла в дом.
В хате обедали гитлеровские офицеры.
Извинившись, Нина Петровна хотела уйти, сделав вид, что ошиблась дверью. Но из-за стола поднялся старший из них, капитан, гауптман по-немецки, и вежливо, указывая на свободное место, пригласил: «Битте, фрау». Оставалось подчиниться этому приглашению.
Ее усадили за стол.
Гауптман весьма вразумительно говорил по-русски, а Нина Петровна по-немецки тоже кое-что понимала.
Стали угощать. Кусок застревал у нее в горле, но она все-таки что-то съела и отодвинула тарелку, ожидая, что будет дальше. Офицеры поблагодарили Нину Петровну за то, что она составила им компанию (гитлеровцы, особенно в начале войны, любили поиграть в рыцарей, если им это ничего не стоило).
И тогда гауптман, поглядывая на хромовые сапоги Нины Петровны и защитную ее юбку, произнес:
— Мы понимаем, что фрау — офицер... Нет-нет, мы не сделаем ничего плохого... Мы также понимаем, что фрау пришла из того леса, где прячется много народа. Всем этим народом командует оберст, полковник. От своих людей (извините, в лесу у нас есть свои люди) мы знаем, что человек он разумный. И мы бы хотели, — продолжал гауптман, — если, конечно, это вас не затруднит, чтобы вы вернулись в лес и передали вашему оберсту (немец замолчал, видимо подбирая нужное слово)... наше приглашение сдаться в плен. Лес окружен. Лошади ваши, которых вы кушаете... как это говорится по-русски?.. на исходе. И мы не хотим ненужных жертв...
Нина Петровна слушала и не понимала: говорит он всерьез или издевается. На ее руках умирали искалеченные осколками дети. На ее глазах горели машины с нашими ранеными. Фашистские летчики бомбили и расстреливали их с бреющего полета, хотя отлично видели красные кресты на фургонах.
А гауптман продолжал:
— Прошу передать от меня вашему оберсту вот это. — И он протянул пачку французского печенья. — Я верю в благоразумие вашего полковника. — Гауптман проводил Нину Петровну до двери и, щелкнув каблуками, поклонился.
Совершенно измученная гостеприимством по-фашистски, Нина Петровна вернулась в лес. Передала мне всю беседу. И в подтверждение того, что это ей не приснилось, протянула печенье.
Гайдар сидел в землянке рядом со мной. Когда женщина вышла, Аркадий Петрович потрогал карту на столе, переложил с места на место мой браунинг и сказал:
— Товарищ полковник, позвольте мне пойти в эту деревню.
— Зачем?
— Я возьму с собой гранаты. Зайду в хату. Раз они так «гостеприимны», сяду с ними за стол. А при удобном случае гранаты выну. Одним словом, судя по обстоятельствам... А когда начнется переполох, вы тем временем вырветесь из леса.
— Но вам, товарищ Гайдар, в этом случае уже не придется вырываться вместе с нами...
— Я знаю... Но ведь если подумать, то чего стоит моя жизнь по сравнению с жизнью стольких людей, согнанных сюда, в лес?
Идти в Семеновку я ему не позволил.
Он из тех людей, которым можно доверить жизнь.
Николай Асеев об Илье Ильфе
Положение было безвыходным. Оставаться в лесу мы больше не могли. Надо было прорываться к своим. А на пяти подводах лежали раненые: батальонный комиссар, несколько командиров, рядовые красноармейцы — всего около двадцати человек. Сопровождали их молоденькие медсестры.
И вот одна из них просит: «Товарищ полковник, не бросайте нас» — и смотрит на меня.
Раненые тоже смотрят. У каждого командира возле самого изголовья пистолет лежит. А у комиссара батальонного — он был слабее всех — бельгийский браунинг бинтом к руке привязан.