Выбрать главу

Но лишь только разговор касался боя у лесопильного завода, все сразу усложнялось.

Сражение длилось часа три, и каждый, кто был в том бою, видел лишь часть его. Шел бой в лесу, на значительном пространстве, и партизаны в большей или меньшей степени были разобщены. Во всяком случае, один человек не мог описать всех деталей. А важны были в первую очередь именно детали, чтобы восстановить всю картину и понять, почему партизанам пришлось отступать и как получилось, что отход товарищей стал прикрывать Гайдар.

Я надеялся: если прояснятся обстоятельства, связанные с трагическим для всего отряда боем, то, по всей вероятности, приподымется завеса и над последующими событиями.

Я снова направлялся в Лепляву. Из писем мне было известно, что в нескольких километрах от Леплявы, в селе Калеберда, живет бывший партизан отряда Горелова Иван Константинович Васелака.

Познакомились, а наутро уже ехали на колхозной полуторке к заброшенному лагерю. Где он находился, этот лагерь, до сих пор толком никто объяснить не мог.

Машина обогнула Лепляву, прошла километра два вдоль берега Днепра, пока не свернула на уползающий в лес проселок.

Проселок тревожно взбегал с холма на холм меж тесно растущих сосен и старых дубов. Как бы запутывая след, петлял, бросаясь из стороны в сторону, переплетаясь с бесчисленными тропками, просеками, стежками, пока резко, под прямым углом, не вильнул влево.

Машина остановилась. Справа, сразу от дороги, начинался пологий обрыв, который спускался к болоту, заросшему белесоватыми камышами.

— Где-то здесь, — неуверенно произнес Васелака, выходя из кабины.

Сам он не был в лагере с 1942 года. Лес за два десятилетия стал иным: много вырубили, много выросло. Мы пробирались, раздвигая высокие камыши, цепляясь за коряги, снова возвращались к обрыву, пока я не услышал:

— Изогнутый дуб видишь?.. Кабы не он, теперь уж ни за что бы не нашел...

Мы очутились на поляне, огороженной, как забором, деревьями и дружной стеной кустарника. Посреди поляны — лукой изогнутый дуб, у подножия дерева — воронка. Но это не воронка от мины или бомбы. На этом месте находилась землянка, в которой жили Гайдар и Горелов.

В нескольких метрах от нее — широкий, косо срезанный пень. На нем-то всегда и работал Аркадий Петрович.

Я сажусь на этот пень, слушаю шум весеннего леса, и мне не верится, что лагерь этот когда-то был полон сильных, мужественных людей и что в живых осталось только шестеро...

Вечером мы сидим в избе Васелаки. Жарко горит печь. Бесшумно вращаются бобины магнитофона. Иван Константинович рассказывает о жизни отряда, напевает грустные украинские песни, которые пел Гайдар, описывает последний партизанский бой...

Утром еду в Гельмязево, к Ивану Сергеевичу Тютюннику, главному моему консультанту по вопросам истории отряда. Он припоминает новые подробности, а затем советует встретиться с ребятами-краеведами из школы-одиннадцатилетки, где учится его внук Стасик Иващенко. Ребята совсем недавно предприняли розыск людей, которые могли что-либо знать об отряде и судьбе его бойцов.

...В роли почетного гостя сижу за учительским столом. А ребята по очереди рассказывают, кто что знает. Живут они в разных селах. И сведения у них неожиданные и обширные.

Особенно интересно сообщение Вити Станиславского с хутора Малинивщина, где полицаи схватили командира отряда Федора Дмитриевича Горелова. Витя говорит, что живы люди, которые помнят, как это случилось.

И хотя Горелов был схвачен после боя и после гибели Гайдара, я усматриваю трагическую закономерность в том, как стремительно следуют события: 22 (или 23) октября — бой. 26-го — засада у насыпи и гибель Гайдара. 3 ноября — арест Горелова.

И решаю тут же ехать в Малинивщину.

Пока прощаюсь, к подъезду подают «экипаж» — школьный трактор «ДТ-20» с двухколесным прицепом. Дороги раскисли, объясняют мне, и пройти по ним может только трактор, и то не везде.

За рулем — Стасик. В маленькую тележку, чтобы я в дороге не скучал, прыгает Витя. Нас подбрасывает на ухабах. Всю дорогу держу на вытянутых руках магнитофон и все равно боюсь — растрясет.

Трактор то и дело останавливается, буксует. Ребята бесстрашно прыгают в грязь: они в сапогах. Кладу на сено рюкзак с магнитофоном и собираюсь прыгать тоже.