— Ну, не волнуйтесь, пожалуйста, теперь уж ничего не поделаешь, — пытался успокоить ее Гудков. — А этих молодчиков я накажу, — гневно проговорил он. — Я думаю, что ничего страшного не произойдет, мы все это с вами будем хранить в тайне.
Попрощавшись с этой девушкой, комбриг в тяжелом раздумье вышел из дома. Приехав в лагерь, Гудков отдал своего коня Данченко, а сам, держа в руках автомат, пошел в лес. Он никак не мог успокоиться от этой новости, которую ему сообщила яновская девушка. Вот это Корсак, думал он, может, это не первый случай, тогда что же с ним делать. Он также не мог успокоиться от тревожной мысли, почему сорвался план разгрома Оболицкого гарнизона, кто сообщил в Неклюдово и в Обольцы о готовящемся нападении партизан. Значит, среди нас есть предатели. Но кто это? Агапоненко? Не может быть, это боевой парень, преданный нашему общему делу, что он не раз доказывал на деле. А может быть, Руколь? Тоже не может этого быть. Он страшно ненавидит немцев, у него же они расстреляли беременную жену. Кто же предатель, ломал голову Гудков и с этими тяжелыми мыслями ходил по лесу. И снова в его голове возник вопрос: план разгрома гарнизона они разрабатывали втроем, больше этого никто не знал, кто же предатель?
А в это время в лагере партизаны занимались своими делами: одни сидели у костра и рассказывали друг другу смешные истории, другие чинили свое обмундирование. Все были чем-то заняты. В стороне ото всех, на поваленном ветром дереве, сидел молодой парень и чистил свою винтовку. Увидев его, Гудков почему-то спросил:
— Зачем ты чистишь винтовку?
Парень посмотрел на Гудкова и, пожав плечами, ответил:
— А как же не чистить, а может быть, придется идти в бой, а она у меня вся в песке и затвор не ворочается.
— Какой там бой? — с раздражением сказал Гудков. — Вот хотели завязать бой, да не вышло, а все через тебя, — пошутил он, имея в виду, что у этого парня винтовка была не в порядке.
— Почему через меня? — как-то испуганно спросил он.
И снова в шутку Гудков сказал ему:
— Ты же сказал немцам, что мы придем.
— А я и не немцам сказал, — совсем испуганно ответил он.
— А кому? — насторожившись, спросил комбриг.
— Я матери сказал.
— Что же ты ей сказал?
— Мне вчера вечером старший лейтенант Корсак сказал, чтобы я сходил домой и надел чистое белье, а то завтра у нас будет бой в Обольцах, могут убить. Я тут же побежал за чистым бельем.
— А где твоя мать живет?
— В Неклюдове.
— Ну, и что же было дальше?
— Когда я попросил у матери чистое белье, она спросила, зачем оно мне. Я ей и сказал, что завтра будет бой в Обольцах, может, убьют.
— Вот оно в чем дело, — проговорил, задумавшись, комбриг. — Ох, дурной же ты парень, — уходя от него, заявил Гудков.
Подходя к своей палатке, Гудков увидел ординарца и приказал ему:
— Данченко! Срочно найди в лагере Степана Захаревича, чтобы он быстро пришел сюда, и Деева Митьку тоже ко мне.
Минут через двадцать у комбрига в палатке появился сначала Захаревич, а потом и командир отряда Деев. Степан Ануфриевич Захаревич по своему образованию был юристом и в бригаде занимался различными следственными делами, как над провинившимися партизанами, так и над предателями — изменниками Родины, и над всевозможными засылаемыми к нам гитлеровскими агентами. Это был среднего роста, худощавый и стройный мужчина в возрасте 30 лет, с острым носом, плотно сжатыми тонкими губами, карими глазами, глубоко сидящими под черными бровями, с шевелюрой черных густых волос на голове. У него всегда было серьезное, неулыбчивое лицо. При допросах подследственных он разговаривал с ними мягким голосом, не повышая его даже при явной лжи допрашиваемого. Захаревич, как и все другие партизаны, не раз бывал в тяжелых боевых ситуациях. Но об этом я расскажу позже.
— Степа, — обратился Гудков к Захаревичу, — сейчас я кое-что тебе расскажу об одном предателе, находящемся среди нас, и тебе нужно будет провести тщательное расследование этого дела.
Гудков рассказал все то, в чем подозревал Корсака. О поездке на свадьбу в Прусиничи и случайно или специально подстроенной там засаде полиции и немцев. И об изнасиловании Корсаком, Котлей и Багадяшем девушки в Янове. И, наконец, о том, что Корсак заставил одного из партизан сообщить своей матери о предстоящем бое в Обольцах, а та, в свою очередь, передала в Обольцы своим родственникам, которые служат у немцев в полиции.
— Надо выяснить, каким образом узнал Корсак о готовящейся операции против Оболицкого гарнизона, кто ему это рассказал. Когда мы разрабатывали эту операцию, нас было только трое: я, Агапоненко и Руколь. Среди нас есть предатели, — закончил Гудков.