От этого бездельного ожидания нам было как-то не по себе. Я решил сесть у окна на лавку и посмотреть на окружающую местность. Из окна хорошо был виден почти примыкающий к деревне лес. Дом стоял на краю спуска к санной дороге, которая шла из деревни по балке в сторону леса. Мои товарищи, сидя прямо на полу, в это время вполголоса о чем-то своем разговаривали друг с другом.
— Эх, теперь бы побриться, — произнес кто-то из них.
Услышав этот возглас, хозяйка дома заспешила поставить в печку чугунок с водой.
— Я сейчас вам, хлопцы, согрею воды, и тогда вы побреетесь.
Не успели мы еще побриться, как в дверях дома появился Егор Короткевич, несший в руках целый окорок только что убитой свиньи.
— Вот вам, хлопцы, это будет хорошая закуска, — заявил он.
Через несколько минут дверь снова отворилась, и в дом зашел, улыбаясь во весь рот, Короткевич Алексей, который за плечами на ремне нес баян, а в руках целую четверть самогона. Поставив огромную бутыль на стол, он шутливым тоном произнес:
— А это, товарищи, чтобы вам весело жилось у нас, в партизанах.
И вновь дверь дома открывается, и вваливаются всем своим колхозом, вместе с морозным паром, остальные разведчики во главе с Николаем Агапоненко.
— Здравствуйте, товарищи! — здороваются разведчики, которых мы увидели впервые.
Я замечаю, что в руках у одного из них находится вложенная в футляр скрипка, которую он бережно кладет на подоконник. Как я потом узнал, это был бывший соколинский полицай и друг Корсака, начальника Соколинской полиции, который незадолго до нашего появления в отряде добровольно перешел на сторону партизан.
Все разведчики его звали не по имени, а просто по фамилии. Это был Федор Багадяш. Между нами и разведчиками завязалась оживленная беседа, в результате которой мы познакомились друг с другом. Прошло некоторое время, у нашей хозяйки уже сварилась картошка, поджарилось сало, обед был готов. Разведчики принесли с собой кое-какую посуду и хлеб. Хозяйка дома и Шура Пляц захлопотали около стола. И в хате запахло ароматом вареной картошки, заправленной топленым свиным салом.
— Хлопцы, — пригласила хозяйка, — садитесь есть.
Кое-как потеснившись, мы расположились за столом. Агапоненко, налив из бутыли в кружки самогона, произнес тост:
— За нашу встречу, товарищи! За нашу общую победу над врагом!
Мы все встали и, как полагается в этом случае, чокнулись и выпили. Будучи все страшно голодные, мы сразу же захмелели от этой крепкой самогонки и с огромным аппетитом навалились на картошку. Несколько минут за столом было только слышно, как пережевывалась нами необыкновенно вкусная пища, и всем было не до разговора. Но вот, незаметно для нас, переглянувшись между собой, Короткевич Алексей и Федя Багадяш взяли свои музыкальные инструменты. В доме зазвучали аккорды баяна, и полилась нежная музыка из-под смычка скрипки. Я столько месяцев войны не слышал любимую для меня музыку, что совсем забыл про еду и с огромным наслаждением слушал знакомую мне с юных лет мелодию песни. Звуки этой удивительной песни мгновенно перенесли меня на мою родину, к родным и близким, к любимой Ире. Где-то она теперь… Невольно на моих глазах появились слезы. Но вот, закончив эту композицию, музыканты на некоторое время перестали играть.
— Как же вы хорошо играете, друзья, — от всего сердца похвалил их я.
— Слушай, Володя, спой нам свою любимую песню, — попросил Голиков Саша, обращаясь ко мне. — Это наш «тенор», — с гордостью объяснил он разведчикам.
Я вытер кулаком слезы грусти и запел: «В далекий край товарищ улетает, за ним родные ветры вслед летят. Любимый город в синей дымке тает, знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…» Хорошо ли я пел тогда, не знаю, но все с большим вниманием слушали меня. Потом мы пели все вместе под звуки баяна и скрипки знакомые нам советские и старинные русские народные песни.
Зимний короткий день подходил к концу, в доме стало совсем уж темно, когда Агапоненко объявил:
— Товарищи, у нас с вами завтра будет трудный день. В этой деревне нам долго жить не придется. Отряд бригады Заслонова скоро уходит со Взносного. Нам нужно будет в лесу сделать для себя землянку и переселиться туда. Поэтому сейчас будем отдыхать, а завтра утром поедем в лес. А теперь еще такое дело, — обратился он к нам. — Вы, товарищи летчики, как настроены: остаться в партизанах или перейти за линию фронта и там летать на своих самолетах?
Трое из нас сразу же решили остаться в партизанах. Среди них был я, Голиков Александр и еще авиамеханик Севак Евгений, а остальные шесть летчиков решили перейти линию фронта и вернуться в свои авиационные полки. Почему я решил остаться в партизанском отряде? К этому я пришел, рассуждая так: последняя моя воинская специальность парашютист-десантник. По этой специальности я обязан воевать с противником главным образом в его глубоком тылу, где я уже и нахожусь. Следовательно, мое место здесь, в партизанах.