Мы нужны им. Как вентиль, как источник информации — и да, кадров. Как санитары леса. И все, что я пока делаю, — учу молодых санитаров, как выполнять свои обязанности с наименьшим ущербом для себя и для леса. А еще у меня есть основания предполагать, что как минимум два человека в штабе оценивают положение дел примерно так же, как и я, и их оно совершенно устраивает. По разным, правда, причинам…
___________________
[1] Аргус Панопт (всевидящий) — в греческой мифологии — титан, все тело которого было покрыто глазами, из-за чего он никогда не спал.
Вместо эпилога. MUST DIE
Говорят, старики не боятся смерти.
Чушь.
Нет ничего особенного в старости. Ни от чего она не избавляет. В молодости думалось — я исключение. Если не преодолевать страх смерти — как работать репортером в "горячих точках"? А потом, когда "горячей точкой" стал дом, навык пригодился. Тогда еще казалось: другие овладеют им с возрастом, сами собой — когда осознают, насколько бессмысленно бояться того, чего в конце концов нельзя избежать.
Уже на излете сорока она поняла: кто начал бояться, осознав, что смертен, боится и в старости. Так же сильно. Она похоронила достаточно друзей и просто знакомых, чтобы похоронить и остатки заблуждений — как своих, так и всеобщих. Отвага, мудрость, понимание людей — они не прилагаются к возрасту, как зубная щетка к двум тюбикам пасты на распродаже. Просто те, кто начал их оттачивать смолоду, к старости получают надежный и безупречный инструмент.
Поколение "потерянных детей" жило на износ — только одному из десяти повезло перевалить через шестьдесят. Но уж кто перевалил, тот держался крепко. Далеко не всегда из страха — просто обидно уходить из мира, когда все вроде бы наладилось и жизнь начала возвращать долги…
Но все, кто, перевалив за шестьдесят, уходил спокойно, не цепляясь судорожно за каждый день, не теряя достоинства, — ушли бы точно так же и в сорок, и в пятьдесят.
Она не понимала, как можно иначе.
Больше сорока лет назад она выбрала жизнь, которая, казалось, не могла быть долгой, а вот ведь, миновала шестьдесят, потом семьдесят…
Если ты готов умереть каждый день, то каждый день принимаешь как подарок судьбы.
Если боишься умереть, то как унизительную подачку.
Она достает сигариллу — недорогой, но приятный бразильский табак, слегка сдобренный вишней и ванилью. Курить начала как раз в преддверии шестидесяти, когда целовать в губы стало некого. Чем меньше в жизни больших радостей, тем больше ценишь маленькие.
Закуривает. Сквозь тонкие пряди дыма смотрит в глаза каждому из голографических призраков, зависших над столом. Не она собрала этот виртуальный шабаш, не она председательствовала, но ее слова ждут. Матриарх подполья. Прародительница Сарра.
Среди призраков есть те, кто боится умереть, не дожив до шестидесяти. И у них имеются все основания для страха.
— Что ж, господа, — говорит она. — Вы знаете, зачем мы здесь. У нас не так много времени, и у нас тут некоторая проблема…
Призрак напротив, мужчина в непроницаемых, как полумаска, очках, улыбается во весь свой большой рот, опознав цитату. Остальные, кажется, ничего не уловили, но тем хуже для них.
— Мой источник сообщает, что Эней и бежавший с ним вампир до сих пор не схвачены. Прошло уже более месяца, а это значит, что их, скорее всего, упустили.
— Я полагаю, Эней мертв, — говорит лысый призрак по правую руку. — Канун полнолуния, он был ранен… Вампир прихватил его просто как "корову", а сам, скорее всего, был убит местными. В последний раз их засекли на Западной Украине. Я нисколько не удивляюсь тому, что следов варка тоже не нашли.
— А что говорит ворье? — спросил высокий седой призрак у своего визави. — Вы нашли барыг, работавших раньше с Трюкачом и Коброй? Искренников со своей дамой пара приметная, должны были наследить.
— Нашли. Трюкач у них не появлялся. Свои заначки эта пара, видимо, опустошила еще до побега на Восток. Здесь тупик.
— Но даже если Эней мертв, есть еще остатки группы Пеликана. И розыскные мероприятия тоже закончились ничем.
Хозяйка кабинета обводит призраков огоньком сигариллы.
— Скажите мне, коллеги, а чего мы вообще хотим? Операция "Крысолов" провалена. Ее инициатор погиб. Проект, считайте, похоронен. Чего еще желать?
— Мы должны убедиться, что все чисто.
Слово "убедиться" лысый призрак произносит с нажимом.
Она морщится. В ее вирт-маске отключена передача мимики, так что собеседники не заметили этой гримасы. Эвфемизмы. Опять эвфемизмы…
Полгода назад, вот точно так же витиевато изъясняясь, они приговорили Ростбифа.
— Как вы себе представляете, э-э-э… процесс убеждения? — спрашивает призрак в очках-полумаске.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я.
— Я не спрашиваю, что вы имеете в виду. Я спрашиваю, как вы себе представляете сам процесс. Нужно принести голову Энея на серебряном блюде? Или вас устроит что-то… менее красноречивое?
— Никак не представляю, господин интендант, — отвечает за лысого черноволосая, коротко стриженная женщина. — На это у нас есть начальник боевой секции, представлять такие вещи — его специальность.
— Это не моя специальность, — рубит седой призрак.
— А кто у нас заведует контрразведкой… по совместительству?
— Я охочусь на варков и ловлю крыс.
Ах, какой лаконизм. Ах, какая экспрессия. И белые одежды развеваются под электронным ветром.
— Сейчас у нас нет следов. Может быть, осколки обеих групп живы. Может быть, они мертвы. Может быть, у них есть база или базы, Ростбиф и Пеликан — запасливые люди. Их состав, ресурсы, информированность — да черт с ней, с информированностью, мы даже не знаем, как все эти уцелевшие теперь выглядят.
— Я пока что вижу два варианта развития событий, — говорит "полумаска". — Вернее, три, но второй и третий предполагают совершенно одинаковую реакцию с нашей стороны, так что два. Первый — эти мальчики и девочки, оставшиеся в живых, приходят в себя, осознают, что дальше им с ОАФ не по пути, и попросту тихо уходят. Такой вариант предпочтителен, но я верю в законы Мерфи и думаю, что реализуется как раз второй: молодые люди встряхнутся и пойдут, в лучшем случае, расследовать обстоятельства смерти своих наставников…
В паузу так и стучится вопрос, и коротко стриженная женщина задает его:
— А в худшем?
— А в худшем, — весело вмешивается седой, — они не будут расследовать обстоятельства. Они будут нас искать и убивать по одному.
— По-моему, есть четвертый вариант — им ничего не сказали ни про то, чем опасен проект "Крысолов", ни про то, что Ростбиф имел основания нас опасаться.
— Им могли ничего не сказать, но куда ты денешь подготовку? — Седой знает, о чем говорит, он начальник боевой секции. — Подумай, как плотно их брали — и все равно кто-то уцелел. Дуракам так не везет. Они сядут, посчитают, что к чему, и, поверь мне, все поймут. Если совсем агнцы неиспорченные, могут решить, что утечка — локальная.
— Это ничего не меняет. — Высокий негр (вирт-маска: хозяйка прекрасно знает, что он белый, хотя действительно большого роста) впервые отверзает уста. — Я точно знаю, что я не "крыса", и я точно знаю, что, приди они ко мне, я не отпущу их живыми. И вы понимаете почему. Мы не можем идти на полумеры.
Его утробный бас тоже виртуально смодулирован, но как он подходит реплике!
Человек напротив готов расхохотаться. Его высокий для мужчины, резкий голос точно создан для партии Ханана: "So what then to do about Jesus of Nazareth?" [1] — но как раз он-то эту партию петь не будет. Он сочиняет свои партии сам.
— Очень самоотверженное решение, тем более что как раз к вам они не придут ни при каких обстоятельствах. Даже за информацией, ее же у вас нет и быть не может. Они придут либо к отсутствующему здесь Юпитеру, либо к Биллу.
— Это если им ничего не рассказали. А если рассказали, они начнут с любого, кто окажется поближе.