– Хорошо, передам, – Киприано замер. – Но я не знаю никакого полковника Лунца.
– Тогда передавайте привет Алессандро.
– Передам ему больше, чем привет. – Киприано повернулся к Иосипу и также пожал ему руку. – Огромное вам спасибо, сеньор Пижаде, за помощь. Мы не забудем этого.
...Первой после ухода Киприано нарушила затянувшееся молчание Зарина.
– "Спасибо, сеньор Пижаде... Вы очень помогли, сеньор Пижаде... Мы не забудем, сеньор Пижаде..."
Иосип озадаченно посмотрел на нее, затем взглянул на Петерсена.
– Юная леди разговаривает со мной?
– Думаю, она обращается сразу ко всей компании.
– Не понимаю, – пробормотал Иосип.
– Скорее всего, она тоже. Юная леди, как ты ее назвал, видимо, подумала, что это ты дал знать по телефону майору Киприано о нас и провел его сюда, да еще предоставил ключи от комнат. А может, она пытается отвести от себя подозрения.
Зарина хотела что-то сказать, но ей помешала Мария, глаза которой сверкали от ярости. В три прыжка она очутилась около девушки.
– Такая хорошенькая мордашка, – прошипела она, – такая нежная кожица. А у меня длинные ногти! Хочешь, я раздеру тебе ими физиономию! Ты оскорбила честь моего мужа. Или тебе хватит нескольких оплеух? – Марии Пижаде не надо было учиться искусству презрения. Ее атака повергла Зарину в шок. – Солдат приставил пистолет к моей шее и дал Иосипу три секунды на то, чтобы он принес запасные ключи. Разве с ним так поступили бы, если бы он сделал то, в чем ты его обвиняешь?
Онемевшая Зарина медленно покачала головой.
– Но ты все еще думаешь, что Иосип предал вас?
– Нет... Уже так не думаю... Не знаю, что и думать... Прости меня, Мария... Очень прошу, прости... – Зарина попыталась улыбнуться. – На меня тоже наставили пистолет, только не к шее, а к уху. Это не способствует ясности мыслей...
Холодная ярость на лице Марии сменилась сперва задумчивостью, затем сочувствием. Неожиданно она обняла девушку и провела ладонью по ее волосам.
– Наверное, никто из нас не способен сейчас ясно мыслить. Джордже, – Мария взглянула через плечо Зарины, – что вы на это скажете? – – «Сливовица», – решительно отозвался толстяк. – Отличный способ прояснить мысли. Если вы прочтете на бутылочной этикетке «пелегрино»...
– Профессор, – прервал его Иосип. Он почесал иссиня-черный, небритый подбородок, – если Зарина и я невиновны, то кто сообщил итальянцам о вашем присутствии. Ты подозреваешь кого-нибудь, Петер?
– Нет. Мне не нужны подозреваемые. Я знаю, кто это сделал.
– Знаешь? – Иосип повернулся к бару, взял с подноса у Джордже бутылку сливовицы, наполнил рюмку, осушил ее в два глотка и, закашлявшись, переспросил:
– Кто?
– Пока не готов это сказать. Не потому, что хочу держать всех в напряжении или дать ему – а может быть, ей – время повеситься или совершить какую-нибудь подобную глупость. Просто не могу доказать это. Пока. Даже не уверен, хочу ли доказывать это. Возможно, того, о ком идет речь, ввели в заблуждение. Или он сделал это случайно. А может, руководствуясь благими намерениями, разумеется, с точки зрения данной персоны. В отличие от Зарины, я не собираюсь судить и обвинять поспешно...
– Петер! – укорила Мария, по-прежнему обнимавшая за плечи девушку.
– Прости, Мария. Простите, Зарина. Это все мой гадкий характер. Многие из нас, по-видимому, хотят спать, но я попросил бы с этим не торопиться. Успеем выспаться – надо внести изменения в планы. Мы останемся в гостинице до завтрашнего вечера. Во всяком случае покинем ее не раньше. Джакомо, я могу перекинуться с вами словечком?
– А разве у меня есть выбор?
– Конечно. Вы всегда можете ответить «нет». Джакомо расплылся в улыбке.
– Иосип, – обратился он, достав из кармана мелочь, – продайте мне, пожалуйста, бутылочку вашего превосходного красного.
– Друзья Петера Петерсена в моем отеле не платят, – немного обиженно отозвался хозяин.
– Может, я не его друг. Может быть, он не считает меня своим другом. – Казалось, эта мысль развеселила Джакомо. – Все равно, большое спасибо, – он взял из бара два бокала, бутылку вина и вместе с Петерсеном направился к дальнему столику. Сев за него, Джакомо наполнил бокалы и торжественно промолвил:
– Эта Мария – совсем девчонка! То рычит, словно львица, то на глазах превращается в домашнюю кошку. Заметили, как быстро меняется ее настроение?
– Да, оно подвижно, как ртуть. – Вот-вот, как ртуть. Очень верное слово. Похоже, вы хорошо ее знаете?
– Мы очень давно знакомы, – прочувственно сказал Петерсен. – Если быть точным, двадцать шесть лет, три месяца и несколько дней. Проще говоря, я знаю Марию от рождения. Она моя кузина. А почему вы об этом спросили?
– Любопытно. Не удивлюсь, если вам знаком каждый житель предгорий. Ну ладно, давайте приступим к инквизиции. Приятно осознавать, что я являюсь для вас главным подозреваемым.
– Ошибаетесь. Вы не подозреваемый. И вообще, вы не злодей. Пожелай вы избавиться от Джордже, Алекса или меня, воспользовались бы чем-нибудь увесистым. Доносы и тайные звонки – не в вашем стиле. Вы не умеете хитрить.
– Благодарю. Хотя, признаюсь, разочарован. Итак, вы собирались о чем-то спрашивать?
– Если можно.
– Валяйте. Вопросы будут касаться лично меня? Могу рассказать всю свою биографию. Моя жизнь – открытая книга. Вы правы, я черногорец. Мое настоящее имя Владимир, во предпочитаю зваться Джакомо. Хотя в Англии меня звали «Джонни».
– Вы жили в Англии?
– Я британский подданный. Звучит странно: черногорец – британский подданный. В действительности в этом нет ничего странного. До войны я служил вторым помощником капитана югославского торгового судна. В Саутгемптоне встретил красивую канадскую девушку и покинул корабль, – Джакомо сказал это так, точно данный поступок был самой естественной вещью на свете и точно Петерсен разделял его мнение. – Пришлось разумеется, перетерпеть некоторые сложности с натурализацией, но мне повезло – я устроился работать в контору, выполнявшую правительственные заказы на различные подводные работы. Задолго до поступления на службу в торговый флот я уже имел квалификацию водолаза. Вскоре женился.
– На той самой девушке?
– На той самой. В августе 1939 года я получил британское гражданство, а через месяц после начала войны призван в армию. Поскольку у меня международный диплом помощника капитана и удостоверение водолаза, резонно было предположить, что я попаду во флот, но меня почему-то зачислили рядовым в пехоту. После разгрома в Дюнкерке нашу часть перебросили на Средний Восток...
– И с тех пор вы не были дома?
– Нет.
– Вы не виделись со своей женой более двух лет. У вас есть дети?
– Есть. Дочка. Вторая девочка умерла в шестимесячном возрасте от полиомиелита. А жена... Моя жена погибла в Портсмуте при налете «люфтваффе». В начале лета сорок первого.
Петерсен молча кивнул. Удивляло, что после всего пережитого этот человек столь часто и охотно улыбался.
– ...Наш штурмовой отряд входил в состав британской Восьмой армии, – продолжил Джакомо. – Отдельная группа «коммандос», расквартированная в пустыне. Затем начальство проведало, что я моряк, и меня перевели в особую бригаду морской пехоты, дислоцировавшуюся на Эгеях.
Петерсен знал: в морской пехоте и в штурмовых отрядах «коммандос» служили одни добровольцы. Было глупо интересоваться, зачем Джакомо стремился попасть в подразделения повышенного риска.
– Потом кто-то узнал, что я югослав. Меня отозвали в Каир, где я получил задание доставить Лоррейн к месту ее назначения...
– И что же произойдет, после того как вы ее доставите?
– Хотите сказать – после того как вы ее доставите? Командование сочло, что я наилучшая кандидатура для подобной работы, но оно не предполагало, как мне повезет на знакомство с вами, майор. Ответственность свалилась с моих плеч в тот момент, как мы с вами встретились. Теперь я просто отдыхаю, – Джакомо подлил в бокалы вина, откинулся на спинку стула и улыбнулся. – В Боснии у меня нет даже кузины.
– Может, оно и к лучшему, – отозвался Петерсен. – Еще вопрос, Джакомо.