Выбрать главу

— А я застегнусь, — сказал Андрей и протянул «молнию» под горло.

— Тогда я тоже! — заявил Темка.

Под детскими пальцами защелкали кнопки.

— Рюкзак, Андрюш, — напомнила Ника.

— Айн момент!

Андрей подхватил рюкзак.

— Спасибо, Аня, — махнув рукой, сказал он девушке за прилавком.

— Заходите еще, — улыбнулась Аня.

— Тирамису было здоровское! — крикнул Темка.

Они вышли в стеклянные двери. Повернув запястье, Ника посмотрела на часы.

— Ну, братцы, — сказала она, — мы даже где-то на двадцать минут перебродили. С чистой совестью можем вернуться домой.

— Ура!

В детстве Андрея, всего-то лет двадцать назад, он радовался, когда его выпускали на улицу. Домой его могли загнать только голод и ночь. Потому что днем были футбол, «бомбочки», гудрон, мухи, сараи, червяки и рыбалка, запеченная картошка, лужи, Димка Фиолетов и Сашка Живеев.

У Темки всего этого…

Андрей вздохнул. Нет, у Темки есть планшет, какие-то друзья, они даже общаются в сети, но тянет его все же в дом, а не из дому. Отъявленным, убежденным домоседом растет. А наша квартира, конечно, наша крепость, но на осадном положении. И бьет в нее орда ювенальным тараном, все время наращивая напор. Бум-м! Бум-м! Сдавайся! Отдай ребенка! Однажды крепость не выдержит и падет. Или снаружи все равно страшнее? Ох, подумал Андрей, плюнуть на все и увезти Темку к отцу в глушь. Ни фургон не доедет, ни дрон не долетит. Разобраться бы только с неотложными делами.

А дальше их грамотно развели.

Старушка, божий одуванчик, попросила Андрея помочь отнести сумку. Она, бедная и глупая, накупила продуктов, и колбасы, и бедра куриного, и томатов, и яиц целый десяток, а сил-то, оказывается, нет с этакой прорвой до дома тащиться, старость, молодой человек, старость.

Хорошая актриса. Сморщенная, седая, низенькая, суетливая, с живыми глазами. А как заглядывала в лицо!

— Вы идите, — сказал Андрей Нике с Темкой, поднимая сумку.

И ничего, зараза, не звякнуло в душе, не тренькнуло опаской. Никакая струнка не натянулась и не лопнула. Зато старуха звенела:

— Какой вы отзывчивый человек! А я бы стояла и стояла. Кто-то, думаете, поможет бабушке? У всех свои дела, молодежь вообще идет слепая, ничего не видит, ноль внимания. Сшибут и не заметят.

— Так куда вам? — спросил Андрей, когда они удалились от кафе метров на двадцать.

Ника с Темкой уже пересекли улицу по «зебре» и пропали за углом дома. Старуха на мгновение остановилась.

— Куда? А вон туда.

Как нарочно, она выбрала дальнюю арку. Пока шли, причитала без умолку, жалуясь на не те времена, не тех людей, не те нравы. Вот в годы ее ранней молодости все было по-другому и до нынешних безобразий не доходило.

— А у вас что, детей нет? — спросил Андрей.

— Как нет? — удивилась старуха. — Есть. Целых двое.

— Что ж они вам не помогают?

— Взрослые.

Внутренний двор за аркой был заставлен автомобилями. Старуха указала («Туда, милок») на крайний подъезд. Лишние сорок метров. Андрея так и подмывало ускорить шаг. Выберут же люди, где жить.

— Ну, все, все.

Старуха опустилась на скамейку при подъезде. Андрей поставил сумку к ее ногам, обутым в шерстяные носки и резиновые галоши.

— Дальше сами сможете? — спросил он.

— Смогу, смогу, — закивала старушка. — Тут уж лифт.

— Тогда я побегу?

— Беги. Все вы бегаете. Всю жизнь так пробегаете.

— До свиданья.

Андрей направился обратно к арке. В кармане куртки, как живые, забрякали ключи. Да он действительно бежит! Ника без присмотра, Темка без присмотра. Никуда это, знаете ли, не годится. Вперед, вперед! То есть, назад. Он вывалился обратно к кафе, к перекрестку, хватая жадным ртом холодный воздух.

Тут-то сердце и оборвалось.

— Ника!

Он, честно говоря, не сразу узнал в худой женщине в плаще, потеряно озирающейся на краю тротуара, свою жену. Он словно увидел часть целого. А второй части, важной для опознания, при ней не было.

Темки — не было.

— Андрей!

Ника влетела в него, как в комнату, как в защищенное пространство, ударилась о плечо, о грудь. Лицо у нее было мертвое, застывшее.

— Где Темка?

Андрей прижал жену к себе. Ника молчала. Скрылась в нем, как в домике. Он чувствовал, как ей плохо, страшно. Горечью обожгло язык.

— Ну, — мягко сказал он, — что с ним?

Жена не ответила. Только шевельнулась, словно стараясь заползти в Андрея поглубже, под куртку, под рубашку.

— Ника!

Он встряхнул ее, отчаяние прозвенело в голосе, и тогда она подняла на него расширившиеся, жуткие, остановившиеся глаза.