Горло у Андрея перехватило.
— Верните… — прохрипел он. — Верните Темку.
— Если тестирование не выявит…
Андрея затрясло.
— А вы надеетесь, что выявит? У вас вообще дети есть?
— Сын, взрослый, — спокойно ответила Серкалова. — Мы с ним не общаемся. У него своя жизнь. Я удовлетворила ваше любопытство?
— Я…
Андрей несколько секунд постоял, опустив трубку и унимая желание что-нибудь разбить. Стекло вот в окне.
— Я хочу подать жалобу, — сказал он.
— Это ваше право, — произнесла женщина.
— Жалобу на незаконное изъятие.
— Я же сказала вам, это не изъятие…
— В уведомлении! — закричал Андрей. — Черным — по белому: изъятие!
Несколько секунд Серкалова молчала. Слышалось, как щелкают клавиши. Видимо, женщина сидела у компьютера.
— Эй, — сказал Андрей.
— Я вынесла вам предупреждение, — сказала Серкалова. — Еще раз повысите на меня голос, и наш разговор прекратится. Вам понятно, Андрей Викторович?
— Да.
— Хорошо. Да, там написано про изъятие. Но это всего лишь формулировка. Ваш мальчик…
— Я…
— Не перебивайте! Ваш мальчик просто будет на время помещен в один из центров, где с ним проведут беседу.
— На время?
— Все будет зависеть от результатов беседы.
— А где этот центр? — спросил Андрей.
На том конце раздался смешок.
— Андрей Викторович, вы хотите, чтобы я сказала вам адрес центра, и вы, собрав толпу таких же, как вы, не совсем адекватных родителей, принялись брать здание штурмом? Я еще не выжила из ума.
На душе у Андрея сделалось темно. Он едва не наговорил глупостей не на одну статью, но в последний момент взял себя в руки.
— Я все же хочу подать жалобу.
— Пожалуйста.
— Подавать вам?
— Можете онлайн. Но могу зафиксировать и я, — сказала Серкалова. — Только учтите, что жалоба на ювенальные органы — не лучший способ наладить отношения.
Андрей скрипнул зубами.
— Какие же у нас с вами отношения? Вы у меня сына украли.
— Не бросайтесь, пожалуйста, словами.
— Похоже, вы не понимаете…
— Нет, это вы не понимаете, Андрей Викторович, — произнесла Серкалова. — Мы действуем в рамках европейской практики. Ничего плохого, уверяю вас, с вашим мальчиком не случится. В самом крайнем случае, его определят в приемную семью. У нас есть как местные, так и заграничные претенденты.
— Вот так, да? — с вызовом спросил Андрей. — Претенденты…
— А что вы хотите? — возмутилась женщина. — Воспитание детей не ваша, извините, частная, прерогатива, это теперь государственная обязанность. Государство бешеные деньги, между прочим, на это тратит!
Ох, закричать бы! Кто тратит? Куда тратит? Почему ни он, ни Ника этих бешеных денег ни разу в глаза не видели? От тихого исступления сводило челюсти.
— Хорошо, — сказал Андрей, едва сдерживаясь. — Мы можем его хотя бы увидеть?
— Сына? Нет! Это совершенно исключено, чтобы не было даже попытки давления с вашей стороны. Но если тестирование пройдет успешно, ваш сын будет у вас уже вечером.
— А если нет?
— Ну, если нет… Если вдруг выяснится… Сколько вашему сыну сейчас?
— Шесть лет.
— Хороший возраст, — сказала Серкалова. — Весьма ходовой. Что ж, если по тестированию выявятся какие-то существенные недоработки, то сына вы, скорее всего, сможете увидеть только по достижению им пятнадцатилетнего возраста.
— То есть, десять лет…
— Меньше, Андрей Викторович, меньше.
Андрей пнул стену. Вот же тварь!
— Я вас найду, — сказал он.
— Это угроза? — спросила Серкалова.
— Приду с благодарностью, — пообещал Андрей.
— Знаете, у меня здесь отделение полиции под боком. Так что жду не дождусь.
— Ждите.
Андрей нажал кнопку разъединения и с минуту сидел неподвижно. Первой мыслью было взять молоток. У него был молоток. У какого мужика нет молотка? Под пальто, под плащ в петельку, ориентируясь на бессмертного нашего Родиона Раскольникова. И с ним, то есть, с молотком, нанести обещанный визит. Потом он подумал, что молоток — это не вариант. Слабоват молоток. Тут бабу нужно чугунную, чтобы подъехать и снести все эти центры ублюдской ювенальной помощи, повыскакивавшие как грибы после дождя, к чертям собачьим! И отстреливать, отстреливать, отстреливать тех, кто выбежит. Там людей нет. Нет там людей. Выродились.
Изъятие — это не изъятие. Это временное изъятие. И тестирование — это не тестирование, а такое тестирование, что сына вы больше не увидите. Но не отчаивайтесь, через десять лет… Запутают, заморочат голову ребенку. Много ли Темка понимает? Ответит на какую-нибудь ерунду: «Да», скажут, что надо было «нет». Ответит: «Нет», скажут про «да». Начеркают потом отчетов об изъянах в воспитании, недостаточной толерантности, психологической неустойчивости и сложных отношениях в семье.