— Наверное, только в наш ящик и кладут, — сказала она.
— Еще Воронковым, — сказал Андрей.
— Они же съехали.
— Так по старой памяти.
Ком буклетов Андрей выкинул в урну у подъезда. Было уже светло. У оград и возле деревьев еще лежал серый и сизый снег. Там, где снега не было, земля чернела, словно после разлива нефти. Ни травинки, ни листика. На пустой и тихой детской площадке от «шведской» стенки до странных, облезших фигур, обозначающих гендерное разнообразие, стояла вода. Впрочем, туда они идти и не собирались. Метрах в трехстах от их дома находился сквер, в котором они когда-то любили гулять, а сейчас вроде как отбывали повинность. Зэки на прогулке, мать-перемать. Обычная семья.
Когда Андрей пытался представить, как воспринимает их чинное, стариковское шарканье по дорожкам сын, у него нехорошо шевелилось в душе. Только бегать было нельзя. И падать — нельзя. И смеяться. И брать Темку на руки. И многое чего еще. Тополя и липы с год как утыкали камерами. Любое подозрение на психологическое давление или, упаси бог, на признаки манипулирования ребенком — и ты рискуешь лишиться родительских прав.
В такие моменты Андрею хотелось добраться до тех, кто принял этот еврозакон, и бить, бить, бить их чем-нибудь тяжелым, угловатым, ребристым.
До кровавых соплей.
Под капотом своего «форда» возился дядя Саша Привалов, увидел, что Андрей с Никой и Темкой вышли, выглянул, в солидарность с Щукиными молча сжал кулак. Рот фронт. Я с вами. Даже на сердце потеплело.
— Здравствуйте, дядя Саша, — сказал Темка.
— Привет-привет.
Дядя Саша все-таки оставил потроха своего автомобиля и присел перед Темкой.
— Как твои дела, молодой человек? — он легонько щелкнул мальчишку по носу.
Ему было можно. Он был чужой. Вот если бы на его месте оказался Андрей или Ника…
— Ничего, — сказал Темка.
— Вы гулять идете?
— Ага.
— Ну, дело хорошее.
Привалов выпрямился, на мгновение качнулся к Андрею.
— Белый фургон, — прошептал он, — стоит у арки на улицу…
Андрей скосил глаза. Фургон действительно стоял, стволы деревьев его частично закрывали. Окна были тонированные. Ни логотипа, ни рекламного слогана. Уже и не маскируются, суки. Твари.
— По нашу душу? — спросила, бледнея, Ника.
— Не знаю, — сказал дядя Саша.
— У нас не было предупреждений, — сказал Андрей.
— Им теперь не важно. Налетают, разделяют, допрашивают. Родители один и второй вправо, ребенок — влево. Ладно.
Дядя Саша пожал Андрею руку и отвернулся к «форду».
— Пойдем через дальнюю арку? — спросила Ника.
Андрей посмотрел на Темку. Сын стоял, как его учили. За пальцы не дергал. Не отбегал. Улыбался.
— Нет, — сказал Андрей, — это как раз будет подозрительно. Ты же знаешь, такое трактуется однозначно. Испугались, значит, виновны. Так что двинулись потихоньку. Может они так, профилактически.
Ника взяла Темку за руку.
— Мам, все будет хорошо, — сказал Темка.
— Ох, Темушка, я надеюсь.
Они пошли по тротуару. Сын вел себя образцово — снег, подмерзший у оградок, не пинал, из пальцев матери не рвался, вторую руку держал в карманчике. Андрей глядел на него и думал, во что они его превратили. Поиграв желваками, он отвернулся. До боли вдруг захотелось растормошить сына, подкинуть в воздух, услышать его смех.
Нельзя. Теперь это — навязывание психологической зависимости. А ребенок сам должен выбирать, от чего ему зависеть. Благо выбор богатый, работает и сексуальное просвещение, и определение половой идентичности, и школьные курсы толерантности и психологической защиты от родителей. Если они давят на вас, дети, немедленно звоните в службу срочной ювенальной помощи.
Господи, как в оккупации!
Арка приблизилась, выгнулась. Фургон на треть стоял в ее тени. Грязно-белый, с тонкой синей полоской по верху борта. Никакого намека, что там кто-то есть, что оттуда кто-то наблюдает за ними, Андрей не уловил. Походка у жены сделалась деревянной, а взгляд пустым. Губы ее едва заметно шевелились. Ника молилась.
— Куда тебе хочется, Тема? — спросил Андрей.
— В сквер, — правильно ответил сын.
— Значит, идем в сквер.
Они миновали фургон и почти прошли арку, когда сзади, за их спинами со стуком сдвинулась по направляющим боковая дверца.
— Граждане родители!
Андрей увидел, как мертвенно побледнела жена, и поспешил обернуться первым.