— Ника, прости.
— Зачем…
У Ники перехватило горло. Она сжалась, закрыла ладонями лицо. Все, что мог Андрей, это сесть рядом.
— Ника, — он обнял, прижал напряженную жену к себе, — я — дурак. Понимаешь, — принялся объяснять он, как объяснял бы Темке, — один из способов поделиться своей болью, это сделать больно близкому человеку. Потому что уж он-то воспримет эту боль целиком, пропустит через себя. Это плохой способ, жуткий способ, но иногда мозг из-за недостатка времени реакции не находит другого выхода.
— И ты сделал больно мне, — пробормотала ему в грудь Ника.
— Да.
— Бывают моменты, когда я тебя ненавижу.
— Я знаю, — сказал Андрей. — Тогда я и сам себя ненавижу. Как сейчас, как минуту назад.
Ника шмыгнула носом.
— Мог бы сделать больно дяде Саше, — почти миролюбиво произнесла она.
— Привалову?
— Ага.
Андрей потерся о Нику носом.
— Скорее, он мне сделает больно. В физическом смысле. Настучит по голове.
— Тебе бы не помешало.
— Прости.
— Ладно, — жена освободилась от объятий, — все, забыли. У нас нет времени. Андрюш, ты тогда перекрывай все, а я посмотрю, что еще взять.
— Деньги, — напомнил Андрей.
Ника ответила уже из Темкиной комнаты:
— Снимем с карточек по дороге.
— Понял.
Дальнейшие приготовления были коротки. Андрей перекрыл краны горячей и холодной воды, выкрутил вентиль на газовой трубе, повыдергивал из розеток все, на что падал взгляд — чайник, часы, микроволновку, маленький кухонный телевизор, но с холодильником решил пока не спешить. У него возникла мысль отдать ключи дяде Саше, чтобы он потом как-нибудь зашел и проверил квартиру.
Сосредоточенная Ника собрала внушительную сумку одежды и белья, и сама успела одеться потеплее. Андрей торопливо застегнул куртку, вспомнил о телефоне и забрал его из контейнера. Они обулись, встретились глазами.
— Все будет хорошо, — сказал Андрей.
— Да, так и надо думать, — кивнула Ника.
Андрей взял сумку на плечо.
— Давай, я закрою.
— Ага.
Ника скрутила защелку замка, Андрей вышел за ней следом, оглядев прихожую и хлопнув по выключателю пальцами.
— Ой, а куда это вы? — выглянула из своей квартиры соседка.
Андрей иногда задумывался, что та, наверное, сразу за дверью устроила наблюдательный пост, и слушает, и поглядывает в «глазок», ожидая, когда они появятся на лестничной площадке. Лучше телевизора. Полное ощущение сопричастности. Стол придвинут в прихожую, конфетки в вазочке, сиди, попивай чаек.
— Мы так, одежду лишнюю несем сдавать, — сказала Ника.
— Как это? — Лидия Тимофеевна в застиранном, легком халатике дикой расцветки, едва прикрывающем раздобревшее тело, шагнула за порог. — А Темочка где? Что с ним случилось?
— Ничего, — сказал Андрей, давая Нике пройти вперед, — он на собеседовании.
— Ах, вот что!
Соседка понятливо закачала головой. За приторным беспокойством проглядывала досада, что возможный приработок сегодня сорвался.
— Вы настоящий сексот, Лидия Тимофеевна, — сказал Андрей и принялся спускаться по лестнице.
Соседку вынесло к перилам. Она свесилась вниз так, что грудь едва не вывалилась из халатика.
— Как вам не совестно, Андрей Викторович! — закричала она. — Я не проститутка! Я не изменяла ни первому, ни второму мужу! Вы не смеете меня оскорблять! Я на вас пожалуюсь в ювенальный отдел!
Андрей запрокинул голову.
— Лидия Тимофеевна, — сказал он в пятно одуловатого лица, окаймленного крашеными кудрями, — сексот — это всего лишь секретный сотрудник. Сек-сот.
Соседка хлопнула ртом. Андрей, шкрябая углом сумки о стены, спустился.
— Что она? — спросила Ника, встречая его на выходе.
— Дура она, вот и все, — ответил Андрей.
Банкомат находился в стороне, у магазина в торце дома через двор. Ника отдала Андрею рюкзак и налегке с его и своей карточками побежала через детскую площадку. Андрей зашагал в арку. Ему с тоской думалось: что дальше? Как дальше? Придется где-то искать работу, а у родителей там разве что на ферме какой-нибудь есть возможность устроиться подсобным рабочим. Хвосты коровам крутить. Или теперь роботы это делают? Все же роботизировано. Нику может бухгалтером куда возьмут. Но, блин, интернет… И Темка… Его же в школу, в первый класс, потом, если что, простуда, отит, в поликлинику…
Узнают, сразу узнают — достанут из тьмутаракани.
Андрей принял к стене, пропуская проезжающий под арку автомобиль. Зло поддернул сумку. Сволочи! Ну как так? Какого дьявола кто-то лезет ко мне и моему ребенку, взяв право судить, так ли я его воспитываю? И не это даже обидно, что судит. Все скотство в том, что судит в своих интересах. Не в моих, не в Никиных, не в Темкиных, в конце концов. Забота о ребенке — три «ха-ха»! Ненавижу!