Натка нагнала его на закруглении, у березок.
— Только тридцать тысяч сняла, — сказала она, забирая себе рюкзак. — Банкомат больше не выдал.
— Ничего. В другом снимем.
— Андрей, — поймала его за рукав, развернула Ника, — может мы зря все это? Может лучше через суд?
— Лойде до сих пор судятся. Пять лет прошло.
— Я знаю, только…
— Что?
— Как мы будем жить?
Андрей ощерился.
— Сложно будем жить. Сложно! Я не знаю, как.
Серая «Хонда» Гриценко стояла на площадке сразу перед шоссе. Мигнули стоп-сигналы.
— Опаздываете, — сказал Гриценко, когда Андрей открыл дверцу.
— Деньги снимали, — сказала Ника.
Подвинув закинутую мужем сумку, она села на заднее сиденье, поставила в ноги рюкзак. Андрей забрался на переднее пассажирское.
— Поехали? — спросил Гриценко и, не дожидаясь ответа, выжал сцепление.
«Хонда» мягко вырулила на шоссе.
Вечерело. Солнце мазало дома оранжевым. Отблески скакали по окнам верхних этажей, выбирая моменты, чтобы, отражаясь, выстрелить по глазам. В автомобильном потоке «хонда» пристроилась за каким-то «китайцем». Шелестели шины. Мелькали дорожные знаки. Андрей пристально вглядывался в людей, идущих по тротуарам, заходящих в магазины, выходящих из магазинов, пропадающих в арках, подъездах, чревах автобусов и такси. Губы его сжимались. Он совсем не видел детей.
Ну, конечно, конечно! Кто теперь выпустит ребенка в такую гущу! Ювенальная служба сразу получит десяток сигналов, что ребенок гуляет один, что рубашка у него не заправлена, шнурок развязался, на лодыжке имеется подозрительная ссадина, и дышит он как-то не так, и пугает всех своей живостью.
Срочно! Спасайте ребенка от родителей!
— Не надо так напрягаться, — сказал Гриценко, поворачивая под зеленый светофор.
— Что? — спросил, вынырнув из собственных мыслей, Андрей.
— Лицо попроще.
— Да я так…
Андрей обернулся на Нику. Жена слабо улыбнулась ему, бледная, с косо накрашенными губами.
— Дай.
Он потянулся и вытер ей неаккуратный мазок.
— Дура я, накрасилась зачем-то, — прошептала Ника, удерживая его ладонь в своих пальцах.
— Все будет хорошо, — сказал Андрей.
— Посмотрим, — сказал Гриценко.
Мелькнул указатель. Улица Соловьева начиналась через двести метров. Острыми углами прорезал пространство недавно отстроенный бизнес-центр. Стекло, выпуклые, позолоченные двери, надпись: «Аренда».
— Кстати, — произнес Гриценко, перестраиваясь в правый ряд, — Лойде так и не пришел. Вы его не видели?
— Нет, — сказала Ника.
«Хонда» встала у перекрестка, ожидая сигнала на поворот.
— А помните, как мы с ним пикетировали комиссию? — спросил Гриценко. — Как стояли у здания администрации? Моя Зоя им каждый день судки с первым и со вторым… В интернете сбор подписей…
Он качнул головой.
— У всех своя жизнь, — сказал Андрей.
Гриценко фыркнул.
— Какая жизнь? Большую часть твоей жизни взяли и изъяли вместе с ребенком! Жизнь! Просто трудно жопы оторвать.
— Может, боятся, — сказал Андрей.
Гриценко кивнул.
— Это тоже.
Они выехали на Соловьева, и с каждым метром приближения к пересечению с Каменной Андрей чувствовал все возрастающее давление мочевого пузыря. Это нервы, боец, сказал бы Привалов. Прекратить нервничать! Ать-два! Интересно, послушался бы пузырь? Внял бы? Андрей принялся незаметно постукивать ботинком по подножному коврику. Ничего, сейчас доедем, он на минутку выскочит.
Количество парковочных мест под вечер стремительно уменьшалось. В обозначенных разметкой «карманах» прорех почти не было.
— Можно здесь, — сказал Андрей, заметив пустоту между двумя «маздами», серой и красной.
— Проедем еще, — не согласился Гриценко. — До Каменной — квартал. Там приткнемся, там всегда есть, где.
— А если нет?
— Сделаем круг, — сказал Гриценко.
Свободное место, впрочем, нашлось сразу за перекрестком. «Хонда» встала вплотную к изгибу тротуара, спрятавшись за «газелью» с рекламой доставки любых грузов за час. Гриценко заглушил двигатель.
— Все? — спросила Ника.
— Ждем, — откинулся на водительском сиденье Гриценко.
Андрей подвигал ногой.
— Здесь есть туалет где-нибудь? — спросил он.
Гриценко посмотрел на него с тем выражением лица, с которым Андрей сам, бывало, смотрел на Темку, захотевшего «по маленькому», едва они отошли от дома. Мол, у тебя же была куча времени…