А дальше чистая психология. С ребенком же вроде свои, с такими же проблемами люди, можно и пожаловаться на придурков в правительстве, и обсудить волнующие темы вроде ювенальных тестов и секс-просвета, можно поделиться опытом, как готовиться к визиту «ювенальщиков» в квартиру, что прятать, что, наоборот, выставлять напоказ, что помнить как «Отче наш».
Расстаетесь вы чуть ли не друзьями. Они даже машут тебе руками. Очень приятно, очень приятно!
А через двести метров и тебя, и жену, и ребенка твоего принимает группа ювенального перехвата, выскакивая из двух микроавтобусов, и показывает вам замечательную запись с тем, что вы наговорили своим новым «друзьям».
Дядя Саша Привалов назвал это сучьим ходом. Грамотный сучий ход. На разобщение. На изоляцию семей друг от друга. Чтобы все во всех подозревали предателей.
— А можно мы уже к пруду пойдем? — спросил Темка.
Кривые, самопальные тропки, спускающиеся к воде, он благоразумно пропускал, но перед лесенкой с перилами устоять на смог.
— Конечно, — сказал Андрей. — Ты хочешь покормить уток?
— Ага.
— Только осторожно, — сказала Ника, пропуская свою руку под рукой мужа.
Темка кивнул.
— Я знаю.
Он действительно знал.
Лесенка выходила на деревянную площадку, оформленную под пристань. Резное ограждение с якорями и спасательными кругами, мачта с колоколом на веревке, правда, без языка, чтобы не пугать ни птиц, ни гуляющих, и калитка, буде откуда-то в пруду возникнет дебаркадер или целый пароход. Две скамейки и заколоченный киоск.
У киоска оказывается сидел на раскладном стульчике какой-то старик с наброшенным на плечи клетчатым пледом и смотрел на воду. На коленях у него, кажется, лежала раскрытая книга. Ловушка? Нет?
Они спустились к площадке, Темка тоже заметил старика, поэтому отошел в другой конец, к мачте, и, привстав на цыпочки, приподнялся над перильцами ограждения. Он был очень осторожен. Андрей, наверное, в его возрасте так бы себя контролировать не смог. Штирлиц натуральный. Партизан.
— Мамочка! — громко сказал Темка. — А можно я здесь постою?
— Конечно, солнышко, — отозвалась Ника.
Она освободила Андрея от рюкзака, поставила его на скамейку и извлекла из кармашка половинку нарезного батона.
— Тебе один кусочек или сразу два? — спросила она.
— Пока один.
Темка подбежал сам.
— Там у трех уток головка зеленая, а у двух других — серая. Это разные виды?
— Не-а, — сказал Андрей.
Сын выбрал ломоть побольше, откусил с краю корочку.
— А что тогда? — щурясь, спросил он.
— Ну-у, — протянул Андрей, — это надо подумать.
«Надо подумать» означало: давай, сын, шевели извилинами самостоятельно. Если бы Андрей сказал: «Думай», и это записали бы с прилепленного на мачту микрофона, то его могли бы привлечь за оказание психологического давления на ребенка. Предупреждение, отметка в ювенальном деле, подозрение на лишение родительских прав. А там и до ограничения в общении недалеко.
Он вспомнил вдруг одну бесноватую, которая кричала: «Почему вы заставляете человека думать? А если он не хочет? Это его выбор! Уважайте его выбор. Не смейте ему мешать!»
Ну, дура, нет?
С куском хлеба Темка подбежал обратно к ограждению.
— Пап, а постой со мной рядом, — попросил он.
— Разумеется, — сказал Андрей.
Очень нейтральное слово. Не прицепишься.
Ника спустила рюкзак в ноги и устало сгорбилась с пакетиком хлеба и бутылочкой сока в руке, готовая в любой момент прийти сыну на помощь. Бедняжка моя, нежно подумал Андрей. Ветер спутал ей прядки волос. Она глазами показала на старика, Андрей чуть заметно кивнул: контролирую. Опереться, облокотиться о перила рядом с сыном — пара шагов.
— Видишь? — спросил Темка.
Гладь пруда морщилась, словно выражая неодобрение погоде, у уток топорщились перья. Три действительно были зеленоголовые, две — темненькие, рыже-бурые. Утки неторопливо плавали метрах в пяти, совершенно игнорируя людей. Какая-нибудь то и дело что-то выхватывала из воды клювом.
— Да, это утки, — сказал Андрей, — скорее всего, кряквы.
— И те, и те?
— Да.
Темка отщипнул от мякиша, скатал его в шарик и бросил в воду. До уток хлеб не долетел метра два. Они даже не поплыли в его сторону.
— Пап, но они разные!
— Как же это может быть? — посмотрел на сына Андрей.
Темка задумался.