— Мне кажется, Темке холодно, — наклонившись, тихо сказала Ника.
Чему Андрей успел ее научить, так это в любой ситуации демонстрировать улыбку. Вкупе с морщинкой над переносицей улыбка выглядела несколько искусственно, но зато никакого давления на Темку. А то придут, сердито потрясут жирными щеками — ах, как, вы не знаете, что ребенок очень чутко улавливает беспокойство и тревогу родителей и проецирует ее на себя? Тьфу!
— Темка, тебе холодно? — спросил Андрей.
Сын на мгновение обернулся.
— Не-а.
— А хлеба еще нужно? — спросила Ника.
— Ой, мам, да!
Темка подбежал к рюкзачку. Утки кружили на воде. Хлебный ломоть перекочевал из пакета в ладошку сына.
— Утки такие ненасытные! — сообщил он.
— Раскормишь, они и улететь не смогут, — сказал Андрей.
Темка рассмеялся.
— Тогда у нас будет утятина! — провозгласил он, припрыгав к ограждению.
Хлебные крошки посыпались на воду. Вот черт возьми, с досадой подумал Андрей, даже к такой невинной реплике про утятину могут прицепиться. Что это за избыточная агрессия у вашего сына? Вот что на это можно ответить? Ведь глупость? Глупость! Я натаскиваю его на уток с двух лет.
— Чего хочет от тебя старик? — перебирая вещи в рюкзаке, прошептала Ника.
— У него вроде как внука из семьи изъяли, — также тихо ответил Андрей.
— Господи! Будь начеку.
— А то.
Шесть шагов обратно к раскладному стульчику. Темка оглянулся на отца, словно проверяя, не далеко ли тот ушел. Молодец, следит за окружающей обстановкой.
— Простите, — сказал Андрей, встав со стариком рядом.
— Я понимаю, — сказал тот.
— Вы рассказывали про дрон.
— Да дрон-то ладно, — махнул ладонью Евгений Сергеевич, — там еще одна камера оказалась, на углу дома. Она уж во всей красе…
— А чья камера?
— Полицейская. Охраны порядка.
Андрей вздохнул.
— Тогда они могли привлечь эти записи на законном основании. Тут, честно, только уже в суд обращаться.
Старик кивнул.
— Уже два года по этим судам ходим. Седьмое заседание через неделю. Два года без Вовки…
Он прижал растерянные пальцы к губам.
— Крепитесь, — сказал Андрей.
Евгений Сергеевич посмотрел на Темку.
— Ваш сын может обнять меня? — спросил он. — Или просто взять за руку? Вы не поймите меня, пожалуйста…
Андрей переступил ногами, развернувшись к сыну.
— Темка! — позвал он.
Темка повернул голову.
— Ты меня зовешь, пап?
— Да, если тебе не трудно.
— Я могу.
Сын подошел, пряча остатки хлеба в карман курточки. Остановился, не доходя до сидящего старика двух своих невеликих шажков, чуть в стороне от отца. Как бы самостоятельный. Как бы свободный, сам за себя решающий ребенок.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — сказал Евгений Сергеевич.
— Постоишь рядом с дедушкой? — спросил Андрей. — У него внука увезли.
— Насовсем? — привстал на носках Темка.
— Никто не знает.
Сын задумался. Он посмотрел на Евгения Сергеевича, на отца. Андрей скосил глаза вправо. Это означало «можно». Но Темка, шифруясь, еще несколько секунд помедлил.
— Хорошо, — сказал он. — Если не долго.
Партизан растет просто экстра-класса, подумал Андрей.
— Вот сюда, — поднял руку Евгений Сергеевич, предлагая Темке встать под раскинувшийся крылом плед.
Темка кивнул. Он встал близко-близко к старику, позволяя тому обнять его и ткнуться лбом в лоб. Плечи у Евгения Сергеевича затряслись.
Андрей отвернулся. Жутко хотелось сжать кулаки, но было нельзя. И зубы стиснуть нельзя. Ничего нельзя. Стой, демонстрируй, как тебе все вокруг нравится.
— Не плачьте, — сказал Темка.
— Нет-нет, я так, так, — произнес Евгений Сергеевич, свободной рукой утирая слезы. — Ты — славный паренек, Темка.
Сын положил ладошку на седую голову старика.
— Все будет хорошо, — серьезно сказал он.
Евгений Сергеевич издал горловой звук и полез за платком.
— В это, конечно, хочется верить, Темка. Только ведь два года…
— Он вернется.
— Ладно, ладно, иди.
Старик чуть ли не вытолкнул Темку обратно к Андрею и, склонившись, стал сморкаться, хлюпать носом и вытираться платком.
— Мы пойдем, — сказал Андрей.
Сын понятливо вложил руку ему в ладонь. Евгений Сергеевич задушено пробормотал что-то извинительное. Когда они отошли к скамейке, к Нике, старик торопливо собрался, сложил стульчик, определил его под мышку и с пледом на плече, волочащемся подобно мантии, по дальней тропке утопал куда-то в начало сквера. Согбенной тенью проходя на фоне деревьев, он был похож на императора в изгнании.