— Лука Силыч, — умолял Константин Сергеевич заслуженного ветерана сцены, — что недостойного для себя вы находите в роли Иа-Иа? Ума не приложу! Философ, циник, сыплет афоризмами, безусловный авторитет для остальной четвероногой братии.
— Вот именно, — холодно заметил ветеран. — Четвероногой! Я, батенька, коли помните, Паратова играл в «Бесприданнице». Да так, что Михалкову и не снилось. Дон Гуана в «Каменном госте» игрывал… «О, тяжело пожатье каменной его десницы!» — неожиданно возопил Лука Силыч, заставив режиссера вздрогнуть. — Каково? А тут — четвероногая братия. Лука Силыч Парфенов с молодости на четырех ногах не хаживал. Не приходилось! Даже, помнится, как премьеру «Чайки» отмечали, Треплев-то к третьему часу — в зюзю. До положения риз, как говаривали. А я — ни-ни. Спина прямая, глаз остер. Помню, Табаков мне признавался: «Вы, Лука Силыч, должны играть офицеров. Стать, выправка — все при вас. Куда там Лановому…»
— Лука Силыч! — прервал режиссер поток стариковских воспоминаний. — Я ж вам который раз толкую: не надо на четырех ногах. Ходите на двух. Мы именно так и решаем этот образ. Ваш Иа — осел с гордо поднятой головой. «То есть, практически ты и есть», — мстительно подумал Константин Сергеевич.
— Ну ежели так… — милостиво согласился ветеран.
— Именно так! Именно. Пожалуйте на сцену.
Лука Силыч размеренной поступью звезды отправился на сцену, где, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ожидала его появления маленькая чернявая актриса, исполнительница роли Совы.
— Горшок Сове! — торопливо крикнул Константин Сергеевич, искренне надеясь, что по пути к Луке Силычу не вернется строптивость.
Выскочивший на сцену ассистент пихнул актрисе в руки огромный цветочный горшок.
— Вы что, поменьше не нашли? — недовольно сказал режиссер. — Если бы Винни ел столько меда, его бы давно сразил диабет.
— Константин Сергеевич, так надпись иначе не помещалась, — оправдался ассистент.
— Надпись? — режиссер присмотрелся. Буквы, которые удалось увидеть из зала, привели его в недоумение. Константин Сергеевич сбросил очки со лба на нос, но после этого недоумение только возросло. — А ну-ка, принесите мне сюда этот горшок, — потребовал он.
Ассистент с горшком в руках спустился в зал. Константин Сергеевич взял сосуд в руки и вытаращился. Надпись на горшке гласила: «Про зря вля бля сдине мраш деня про зря бля бля вля».
— Это что за похабщину вы здесь вывели?! — возмутился режиссер. — Я-то думал сначала, мне издали померещилось.
Ассистент вздрогнул.
— Где?
Палец режиссера немедленно уткнулся в концовку фразы.
— Вот здесь. И не только.
Ассистент добросовестно перечитал написанное.
— Константин Сергеевич, в книге именно так, — уверил он.
— В детской книге?!
— Я переписал точь-в-точь. Перевод Бориса Заходера, — на всякий случай уточнил ассистент.
— Книгу сюда, — потребовал режиссер. — Немедленно.
Через минуту книга была у него в руках. Константин Сергеевич с нескрываемым изумлением разглядывал печатные страницы.
— Действительно. Потрясающе… Что же имел в виду Борис Заходер? — Режиссер посмотрел на год издания. — Семьдесят пятый… Возможно, это такая фига в кустах? Попытка сквозь гнет цензуры донести до читателя гнетущую атмосферу годов застоя, — принялся гадать Константин Сергеевич. — Выразить таким образом свой протест, свое неприятие…
— Так ведь книжка детская. Разве дети поймут? — осторожно усомнился ассистент.
— Вы правы, — согласился Константин Сергеевич. — Надпись убрать, — распорядился он. — Не знаю, что имел в виду Заходер, но у нас такой похабщины не будет. Убрать. Немедленно.
Ассистент с готовностью кивнул и умчался за кулисы. Константин Сергеевич похлопал в ладоши.
— Лука Силыч, Екатерина Геннадьевна… Прошу меня простить — небольшая пауза. Не готов реквизит. Давайте пока пройдем сцену, где Винни лезет на дерево за медом.
Первоначально Константин Сергеевич собирался буквально воплотить в жизнь первоисточник. Винни предполагалось отправить за медом на воздушном шаре. Но неоднократные испытания показали, что шар, способный оторвать от сцены весьма дородного Пуха, должен иметь чудовищные размеры. Теперь медвежонок лез на дерево с помощью веревочной лестницы. Сам Пух настаивал на деревянной, но режиссер потребовал веревочную, втайне надеясь, что, корячась на веревках во время репетиций, Винни хоть немного сбросит вес.
На сцене появилось бутафорское дерево с заблаговременно привязанной лестницей. Мрачный Винни с неудовольствием оглядел реквизит.
— Когда-нибудь я с нее навернусь, как пить дать.
— А кто вам говорил, что в искусстве будет легко? — заметил Константин Сергеевич. — Нина Георгиевна! — позвал он исполнительницу роли Пятачка. — Вы где?
— Я здесь.
Появившаяся из-за кулис актриса комплекцией немногим уступала Пуху, а ростом превосходила его чуть ли не вдвое. Собственно говоря, роль Пятачка так же подходила Нине Георгиевне, как морскому офицеру — кавалерийские шпоры. Однако у актрисы, помимо всех ее очевидных недостатков, было и весомое достоинство — ей крайне благоволил главный спонсор театра. Понятно, что это обстоятельство с лихвой компенсировало не только недостаток актерского мастерства, но и шок малолетних зрителей, чей ужас при первом появлении массивного поросенка не поддавался описанию. Константин Сергеевич уже показывал отдельные сцены спектакля на зрителе и был прекрасно осведомлен об этом.
— Вы готовы, Нина Георгиевна? — спросил он.
Актриса откашлялась и произнесла глубоким контральто:
— Кажется, дождик собирается.
— Благодарю. Винни — начинаем.
Актер, тяжело вздохнув, полез на дерево. Когда он проделал более половины пути, Константин Сергеевич скомандовал:
— Пчелы!
Из-за кулис раздался оглушительный рев, причиной которого могло быть только одно: прохождение истребителем звукового барьера непосредственно над зданием театра. Частично заглушить этот акустический удар смог лишь звук падения человеческого тела. Винни от неожиданности сорвался-таки с лестницы.
— Прекратите! — заорал Константин Сергеевич.
Звук мгновенно оборвался. Из-за кулис с крайне озадаченным выражением на лице выглянула Аня Фомина.
— Можно узнать, что это было? — с похвальным хладнокровием спросил режиссер.
— Константин Сергеевич, — принялась оправдываться Аня, — вы же сами знаете. Не выходит у меня жужжать. Вот я знакомых и попросила. У них ульи на даче. Они мне на диск записали, а я вывела по громкой. Только, кажется, громкость не рассчитала, — виновато добавила она.
Лежавший на сцене Винни слабо застонал.
— Я же говорил, что когда-нибудь сорвусь. Я же говорил!
— Вот и не надо было каркать! — перебил его причитания Константин Сергеевич.
«Господи, хоть бы Бревнов скорее вернулся, что ли», — с тоской подумал он.
Несмотря на бездорожье, мотоцикл лихо подкатил к воротам базы. Опустив упор, Олеся соскочила на землю и осторожно заглянула в приоткрытые ворота.
— Bay! — восхитилась она. — Отпад.
Сразу за воротами стояло чучело в солдатской форме, которое раньше пугало ворон в саду у Марфы. Теперь чучело разжилось штанами и сапогами. На шее чучела висела картонка с надписью: «Стой! Стреляю!»
Олеся вошла и огляделась вокруг.
— Как прикольно-то.
Неожиданно за спиной у нее раздался негромкий возглас:
— Ух ты!
Олеся повернулась на звук. У забора стоял молодой человек в военной форме и с неподдельным интересом смотрел на нее.
— Ты несбыточный мираж или настоящая? — спросил Алексей.
— Настоящая, — Олеся неожиданно для себя слегка покраснела.
— Не верю. Откуда ты взялась?
— С фермы. Я к отцу приехала.
— И это очень кстати, — Алексей широко улыбнулся. — Очень, — повторил он.
Глава пятая
Медицина на марше
Воскресное утро выдалось пасмурным. Впрочем, Любу, секретаршу Юрия и — по совместительству — любовницу его заместителя Константина, это не особенно волновало. Ее личные дела явно шли в гору. Проснувшись, Люба сладко зевнула и пихнула Константина в бок.