— Вы проницательны, — похвалил он. — Крепко стоять на ногах в грязи бизнеса можно, лишь имея большую площадь опоры.
Она поджала губы, потом процедила:
— Как интересно.
— Я сказал что-то не так? — Антон отпил глоток, снова закрыл глаза и протянул: — О-о-о…
— Так вкусно, да? — подчеркнуто участливо полюбопытствовала она.
— Хотите попробовать? — Он нагло уставился на нее.
— Из вашего стакана? Нет, не хочу.
— Я попрошу проводницу принести вам отдельный стакан чая.
— Нет, нет.
— За мой счет. Угощаю.
Она расхохоталась:
— Похоже, что у меня нет денег на чай, да?
Он оглядел ее, заметил красненькую этикетку на краешке толстовки, в которой она собиралась спать — фирма еще та. Оглядел брюки. Понял, что все вместе, надетое на ней, — домашний костюм, который покупают «продвинутые» женщины. Которые не ходят дома в потертых джинсах или — хуже — в халате. Так объяснила ему его знакомая, когда взяла его с собой в магазин однажды в воскресенье. Он исполнял роль восторженного юноши, глядя, как она примеряет вещь за вещью. В какой-то момент Антон злобно подумал: она сама не знает, что сделала. Если у него и были особые намерения, то после этого глупого шопинга они испарились.
А цвет попутчице очень шел — пьяной вишни. Воротник в розовато-бежевую клеточку придавал какую-то детсадовскую нежность. Всему облику. Хотелось уложить ее и… баюкать.
Ну вот, одернул он себя, додумался.
Свет заоконного фонаря упал на ее лицо, Антон вздрогнул. Не такая юная, как показалось. Шея, увы, уже утрачивает свежесть. Про шею он наслушался от матери и знал, что она первая сдается на милость лет. Но, видимо, есть некто, видящий ее по-прежнему совсем юной, поэтому одевает вот так.
Антон всегда считал, что женщина — объект, за которым надо ухаживать, обувать, одевать. Мать внушала ему это всегда.
— Нет, помилуйте, то, что у вас есть на чай, не сомневаюсь, — спохватился Антон. — Вынужден предположить, что даже на двойной лимон.
— Да, — сказала она, стараясь спрятать улыбку, — есть. Я тоже люблю с двойным лимоном.
— Любите кислое?
— Да. Поэтому, если вы все еще готовы заказать мне чай, — закажите. — Она спокойно взглянула ему в лицо. — Но не сейчас. Я скажу когда.
Он смотрел на нее и увидел то, что на другом лице счел бы за стеклянность. Так называл он нечто неуловимое, отличающее самостоятельных женщин, грезящих собственным делом. Но Антон не придал значения этой мысли.
— Мне без сахара, — добавила она. — Вы сэкономите…
— Вы не даете мне продемонстрировать мои деньги, — насмешливо бросил он.
Она рассмеялась.
— Это вы занимаетесь бизнесом. Вот почему вам не нравится, что у вас под ногами путаются какие-то женщины!
— С чего вы взяли?
Он удивился. Он был уверен, что никто никогда не видел в нем бизнесмена. Да он, в общем-то, и не слишком бизнесмен…
— Никто из наемных работников не скажет — «продемонстрировать деньги», — смеялась она. — Это как пароль. Для наемных работников главное — скрыть деньги. Сами знаете, как они их получают. — Она говорила так уверенно, что Антон замер, будто забыл про чай. — Тот, кто вступает в дело с кем-то малознакомым и хочет проверить партнера, создает ситуацию, при которой должен показать свою кредитоспособность. Вы ведь все это знаете, правда?
— Интересно, откуда вы-то знаете? — Изумление Антона было искренним.
— Ну… просто… знаю. — Она пожала плечами.
— Что-то вы слишком много знаете.
В его голосе прозвучала насмешка. Он сам услышал ее и поморщился.
— Я скоро выпью чай и лягу спать. Не стану утомлять вас своими знаниями.
Она улыбнулась так, что глоток чая, слишком большой, обжег ему горло. Еще и кокетливая. Да, очень, очень милая. Он хотел произнести это вслух, но поостерегся — еще примет за какого-нибудь плейбоя.
Она вышла из купе с косметичкой и полотенцем.
Насколько он мог судить, она не ищет приключений, он тоже. Поэтому лучше разрядить атмосферу и спать спокойно, а не в звенящей тишине, которая не дает заснуть хуже, чем отбойный молоток над ухом.
Но как бы не разрядить ее до такой степени, что не уснешь по другой причине, ухмыльнулся Антон. Он пил чай и чувствовал: грядет особенная ночь. Нет, они не кинутся в объятия друг друга, запершись в купе. Но случится что-то такое, чего он ждал много лет. Не важно, ждала ли этого она…
Кстати, обручального кольца он не заметил. Это ему понравилось. То, которое он принял за него, оказалось при ярком свете тонким золотым ободком, а на нем, чередуясь, — крошечные изумруды и бриллианты. Оно ей великовато, крутилось на пальце. Когда она вошла, кольцо было обращено наружу гладкой стороной. Может, специально повернула так, чтобы отгородиться от назойливых попутчиков?