— Ирина, ты вся — моя дочь… Даже по духу. Я рад, ты сделала то, что сделала…
Он закрыл глаза.
— Но, папа, что ты имел в виду? Насчет…
— Только то, что сказал. Все мое — теперь твое. Я оставил завещание. Оно в вазе, с карпом.
Ирина знала его любимую вазу. Отец купил ее на блошином рынке в Ханое. Он часто ездил туда, смотрел, трогал, рылся в развалах. Что-то покупал. Ваза из бело-молочного стекла с блестящим карпом на боку ей тоже нравилась. Краски такие стойкие, что до сих пор не потускнели серебристая чешуя и золотистые плавники рыбы.
— Я не говорил с тобой о матери, — пробормотал отец. — Теперь скажу. — Он закашлялся. — Мне было жаль ее. Такая же несчастная, как я. Я подумал, если от союза со мной ей станет лучше, почему нет? Ту женщину, которую я любил, никто не заменит. Никогда. — Он умолк, а Ирина видела, как лицо его расправляется. — Я хотел уйти за ней следом, — бормотал он, — за моей любовью, но не смог. Теперь знаю, я правильно сделал. Потому что есть ты…
Ирина дышала с трудом, горло перехватило. От нежности такой силы, какой никогда ни к кому до сих пор не испытывала.
А отец снова открыл глаза и заговорил:
— Командировка во Вьетнам… Тетка подсуетилась. Я подумал, для таких убитых, как мы с твоей матерью, — он скривил губы, — убитых любовью, она пойдет на пользу. А еще у меня появилось то, о чем я не смел мечтать. Ты. Спасибо ей. — Он тяжело дышал.
— Папа, не надо…
— Погоди. Помнишь, какое лицо было у бабушки в гробу?
— Да, — сказала Ирина. — Какое-то очень… живое.
— Ага. Она смеялась над нами. Или говорила: я обвела вас всех… Вокруг пальца… Что-то она унесла с собой. Тайну, я думаю…
Ирина смотрела на крутой лоб, покрывшийся испариной. Она похожа на отца лицом и глазами.
Отец отошел в ту же ночь…
Ирина вернулась домой, села на диван, упершись кулаками в жесткий гобелен. Ее колотила дрожь. В окнах длинного панельного дома напротив горел свет. Люди смотрят телевизор чуть не до утра.
Потом встала, подошла к телефону. Набрала номер матери.
— Мой отец умер, — сказала она.
Потом набрала другой — мобильный. То же самое повторила главному компаньону отца.
— Все будет сделано, — ответил он. — Не суетись, жди утром. Выезжаем.
Похороны отца компаньоны устроили с неожиданным размахом и щедростью. На поминках главный спросил Ирину:
— Ты на самом деле не станешь претендовать ни на что?
— Нет, — ответила она, глядя в заросшее густой бородой лицо. Не такая, как у Кирилла, но теперь любая борода вызывала у нее опасение.
Он кивнул. Потом, когда все уходили с поминок из кафе, дал ей конверт.
— Вот. Это тебе от тайги. Которая по твоему отцу плачет.
Мать бросила взгляд на конверт, но ни о чем не спросила. Скорее всего, потому, что муж все завещал Ирине.
27
Антон Дубровин не предполагал, что способен тосковать по женщине с такой силой. Конечно, приходило в голову найти проводницу вагона, через нее отыскать билет попутчицы. Где-то ведь хранятся старые билеты? На них есть фамилия и паспортные данные. А дальше что? — спрашивал он себя. Начать поиски? Зачем? Он ничего не знает о ней.
Как же — не знает. Он слышал ее голос, он узнает его по первым звукам. Помнит ее движения — энергичные, немного резкие. И что-то еще, для чего пока не нашел точных слов…
А потом Антону стало мерещиться одно и то же — длинный коридор, залитый солнечным светом, в его лучах идет женщина в сером костюме с острыми уголками воротника блузки поверх лацканов пиджака. Женщина-хаска, назвал он ее.
Это разные женщины, внушал он себе. Но ничего не мог с собой поделать. Входя в коридор Центра, он останавливался. Ждал, что сейчас увидит ее. Она выйдет из кабинета матери. Как в тот день, когда он вернулся с Чукотки. В ней он узнает ту, которая ехала с ним в поезде…
Антон быстро прошел по коридору, открыл дверь кабинета и сказал:
— Привет.
— Привет, — кивнула Нина Степановна, не отрываясь от экрана. — Некоторые спят долго.
— Некоторые работают до рассвета, — ответил он ей в тон. — У меня один вопрос. Коммерческий, — нашелся Антон.
Он не хотел, чтобы мать с подозрением расспрашивала, для чего ему нужна ее посетительница.
— Интересно, — бросила она. — Говори.
— Помнишь, к тебе приходила какая-то особа… — Антон замялся. — Или журналистка, или бизнесменка. Хотела получить формулу скорости старения.
— А-а, помню. — Мать кивнула. — Собираешься ей что-то продать? — Нина Степановна насмешливо взглянула на сына.
— У тебя есть ее телефон? — как можно равнодушней спросил он.