– Тебе не помешал бы целительный курс Шопенгауэра или Иммануила Канта, – не удержался от ехидного совета Томми.
– Они не помешали бы как раз тебе, дорогой, – сказала Таппенс. – Ты становишься записным домоседом. Вон как уже оброс жирком…
– Неправда, – возмутился Томми. – Кстати, это не ты ли делаешь упражнения для похудания?
– Их делают все, – отмахнулась супруга. – Когда я сказала, что ты оброс жирком, я говорила скорее метафорически, чем буквально. Ты становишься самодовольным, преуспевающим, лощеным и тяжелым на подъем.
– Не понимаю, что на тебя нашло, – произнес Томми.
– Дух авантюризма, – прошептала Таппенс. – В любом случае это лучше, чем тосковать по большой любви. На меня такое временами находит. Я мечтаю о том, что встречу мужчину, настоящего красавца…
– Ты встретила меня, – ответил Томми. – Разве этого не достаточно?
– …смуглого стройного красавца, ужасно сильного, умеющего скакать верхом и укрощать мустангов при помощи лассо…
– Ага, в ковбойских штанах из овчины и широкополой шляпе, – саркастически добавил Томми.
– …и живущего в прериях, – закончила фразу Таппенс. – И чтобы он безумно в меня влюбился. Я бы, конечно, как порядочная женщина, его отвергла, сохранив верность брачному обету, но в душе сгорала бы от любви к нему.
– Отлично, – отозвался Томми. – Я только и делаю, что мечтаю познакомиться с красивой девушкой. Девушкой с волосами цвета спелой ржи, которая безоглядно влюбилась бы в меня. Только вряд ли я стал бы отвергать ее… Нет-нет, я бы точно не стал этого делать.
– Это, – заявила женщина, – проявление капризного характера.
– Да что с тобою, Таппенс? – удивленно спросил Томми. – Раньше ты никогда не вела таких разговоров.
– Верно, но это уже давно закипало во мне и искало выхода, – невозмутимо ответила она. – Видишь ли, крайне опасно иметь все, что ты хочешь, включая достаточное количество денег на покупку вещей. Не говоря уже про шляпки.
– У тебя их и без того около четырех десятков, – сказал Томми, – и все похожи одна на другую.
– Шляпки – они такие, – согласилась Таппенс. – На самом деле они не похожи. Каждая обладает индивидуальностью. Кстати, сегодня утром я видела прелестную шляпку у «Виолетты».
– Если тебе больше нечем заняться, кроме покупки шляпок, которые тебе не нужны, то…
– Верно, – снова согласилась Таппенс. – Об этом я и говорю. Будь у меня что-то поинтереснее!.. Может, заняться благотворительностью? О, Томми, как бы я хотела, чтобы произошло нечто волнующее. Мне кажется… я чувствую, это было бы хорошо для нас обоих. Если бы нам найти фею…
– Удивительно это от тебя слышать, – заметил Томми.
С этими словами он встал, прошел через всю комнату, открыл ящик письменного стола, вытащил небольшой снимок и протянул его жене.
– Так, значит, ты их уже напечатал? – удивилась Таппенс. – Это который? Тот, что ты снял в этой комнате, или тот, что сделала я?
– Тот, который снял я. Твой снимок не получился. У тебя, как всегда, недодержка. Ты неисправима.
– Как мило с твоей стороны думать, что есть что-то, что ты умеешь делать лучше меня, – съязвила Таппенс.
– Неумное замечание, – парировал Томми. – И я на время оставлю его без внимания. Я, собственно, хотел показать тебе вот это.
С этими словами он указал на белое пятнышко на фотографии.
– Царапина на негативе, – сказала Таппенс.
– Вовсе нет, – возразил Томми. – Это, Таппенс, след феи.
– Томми, ты идиот.
– Посмотри сама.
Он вручил ей увеличительное стекло. Таппенс внимательно рассмотрела в него фото. При известной доле фантазии царапину на негативе и впрямь можно было принять за крошечное крылатое создание, сидящее на каминной решетке.
– У нее есть крылья! – воскликнула Таппенс. – Забавно, живая фея в нашей квартире… Может, нам стоит написать Конан Дойлу?.. О, Томми, как ты думаешь, она выполнит наши желания?
– Скоро ты это узнаешь, – пообещал мужчина. – Ты весь день только и делала, что желала чего-то из ряда вон выходящего.
В эту минуту дверь открылась, и высокий юноша лет пятнадцати, явно не решивший для себя, кто он, лакей или паж, учтиво осведомился:
– Вы дома, мадам? Только что позвонили во входную дверь.
Таппенс кивком выразила согласие, и юноша удалился.
– Как жаль, что Альберт пристрастился к кино, – вздохнула Таппенс. – Теперь он изображает из себя дворецкого с Лонг-Айленда. Слава богу, я отучила его спрашивать у людей визитные карточки и приносить их мне на подносе.