Абу Мухаммед вздохнул: «Не послушал меня Таруси… Ну да ладно, аллах ему судья…»
Абу Мухаммед погладил вертевшегося у его ног кота, который жил у них в кофейне, и, наклонившись над ним, доверительно, как близкого друга, спросил:
— Ну а ты как же? Пойдешь тоже в море или останешься на суше?
Вечером Абу Мухаммед заглянул в котельную городской бани, где работал его старый друг Абу Хадар. Ему хотелось с кем-то поделиться своей печалью.
— Продал Таруси кофейню, — со вздохом сообщил он.
— Что же ты будешь теперь делать?
— В море уйду, в плавание. Он меня с собой берет…
— А какая нужда заставила его продавать кофейню?
— Стал компаньоном Рахмуни… Деньги потребовались.
— Э-хе-хе! — громко вздохнул Абу Хадар и потянулся к своей заветной бутылке с араком. Посмотрев ее на свет, он оценил содержимое, отпил небольшой гло ток и с безразличным видом заключил: — Впрочем, чего жалеть? Если бы это была винная лавка, другое дело. А от кофейни какой прок? Не понимаю, чего ты так убиваешься?
— А потому и убиваюсь, что привык к кофейне, как к своему дому. Сколько лет там прожито! А завтра в кофейню новый хозяин придет, и я со своими пожитками должен оттуда убираться. А мне не хочется. Понимаешь? Не хочу возвращаться назад в котельную. Вот я и злюсь.
— Злись не злись, мало что от этого изменится. От судьбы, говорят, никуда не уйдешь. Я тоже злился, переживал, ходил по свету, искал лучшей судьбы и вот очутился в котельной. А теперь и не ищу, и не жду уже ничего лучшего. Живу сегодняшним днем. Прожил — и слава аллаху. Не оглядываюсь назад и не заглядываю вперед. Из котельной иду в кабак, а из кабака — опять в котельную. Так и буду ходить туда-сюда, пока не снесут меня на кладбище. Опустят меня в могилу — никто и слезы не прольет. И не надо. Так даже лучше. Я и сам ни по ком не плачу. Нечем. Все слезы уже выплакал. Если бы вот не это, — он показал на бутылку, на дне которой оставалось еще немного арака, — не стал бы и дожидаться смерти. Открыл бы топку — и туда, в огонь. Но я живу. Не хочется, Абу Мухаммед, расставаться с жизнью, даже с такой непутевой, как у меня. Человек хочет жить, и он живет. Трудно — он выпьет, станет вроде легче, забудет свои горести и печали. Забудет даже, что он один на этом свете. Один-одинешенек, вроде меня. Да и ты, Абу Мухаммед, — не сердись только — такой же горемыка. Но не расстраивайся! Для тебя я приберег местечко. Будем вместе у печи трудиться, если, конечно, захочешь…
— Спасибо, обо мне не беспокойся… Меня Таруси одного не оставит.
— Значит, ты не один. Тебе, считай, повезло. Выходит, не скоро теперь увидимся. Ну ничего, Халиль меня будет держать в курсе твоих дел. Мы с ним каждый день видимся в кабачке Тауфика… И сегодня он обещал зайти ко мне. Хотел помыться. Оставайся и ты.
— Нет у меня сегодня настроения мыться, — сказал Абу Мухаммед и, помолчав, добавил: — Мне надо вернуться в кофейню. До свидания!
Согнувшись, он вылез через угольный люк из котельной. Прежде чем уйти, заглянул через люк в котельную еще раз. Абу Хадар, открыв створку печи, подбросил угля. Заполыхало пламя, заплясали блики. А Абу Хадар все бросал и бросал пищу в ненасытное огненное чрево печи. Потом разогнулся, опять приложился к бутылке, громко икнул, засмеялся чему-то и снова отпил глоток. Схватил лопату, подбросил угля в печь. В бутылке, наверное, у него ничего не осталось. Будет теперь стоять у печи, то сгибаясь, то разгибаясь, до позднего вечера. Потом отправится в кабак к Тауфику. Вернется ночью пьяный в котельную и завалится спать вон на те грязные лохмотья в углу. И так изо дня в день. До самой смерти. И это жизнь! Будь она проклята, такая жизнь!
От одной мысли, что такая жизнь может выпасть и на его долю, Абу Мухаммеду стало не по себе. Посетив котельную, он как бы совершил экскурсию в свое прошлое, а заодно заглянул и в свою старость, которая не за горами. Неужели ничего больше светлого не будет в его жизни? А ведь у него была и семья и работа. Теперь ничего. Пожертвовал всем. Всем, кроме жизни. Перенес и голод и холод. Скитался безработным. Жил в нищете. Только изредка ему улыбалось счастье. Вот так оно ему улыбнулось, когда он встретил Таруси. За его спиной он жил спокойно, не зная никаких бед. Но что будет с ним без Таруси? Полная неопределенность. Ни кола ни двора. В кармане дыра. И в душе пусто. У Абу Хадара и Халиля Арьяна хоть отдушина есть — могут напиться. Они к жизни относятся просто. К тому же и у того и другого есть работа и кров. Как хорошо, когда у человека есть хоть какая-нибудь работа и крыша над головой!..
ГЛАВА 15
Наступила последняя ночь перед уходом в плавание. Все уже сделано — кофейня передана новому хозяину, вещи собраны, судно загружено. Остается только поднять якорь и отчалить.