«Надо быть круглым дураком, чтобы отказаться от такого прибыльного дела, — рассуждал Надим. — Если Таруси не примет моего предложения, то тем самым он лишь докажет, что никогда не сможет стать настоящим деловым человеком. Ради денег можно поступиться и своими мечтами».
В рассуждениях Надима была своя логика. Логика трезво мыслящего человека, который, будь он на месте Таруси, расценил бы такое предложение как благо, свалившееся с небес. Каждый принял бы его с благодарностью и признательностью.
Но всякое правило имеет исключение. Бесспорные истины могут признаваться всеми, кроме одного какого-нибудь чудака. Не всегда общепризнанная логика и веские аргументы мудрецов могут убедить влюбленного расстаться со своей любимой. Их доводы, язвительные замечания, упреки и насмешки достигают противоположной цели — подталкивают человека с еще большей настойчивостью и упрямством двигаться в направлении, обратном тому, в котором хотели заставить его идти, пусть это и чревато для него большими неприятностями и опасностями. Тот, кто дает, и тот, кто выслушивает советы, чаще всего не находит взаимопонимания, ибо каждый из них по-своему прав и одновременно в чем-то ошибается.
Надим был прав, ибо рассуждал как деловой человек. И Таруси был прав, ибо смотрел на все глазами моряка. Надим ошибался, считая, что Таруси не сможет отказаться от его предложения. Таруси в свою очередь ошибался, полагая, что Надим должен понять человека, для которого уходящая в море шхуна дороже всех барж и лодок, снующих в порту. Как они могли понимать друг друга, если говорили и думали по-разному? А раз нет взаимопонимания, не может быть и дружбы.
«Неужели, — думал Таруси, — мы разойдемся в разные стороны? Порвутся все те нити, которые, казалось, так прочно связывали нас в течение многих лет?»
И тут же отвечал сам себе: «Да, нашей дружбе придет конец. И пусть! Зачем мне такой друг, который не может и не хочет меня понять?..»
Таруси чувствовал, что он не в состоянии убедительно доказать свою правоту. Но ему очень хотелось, чтобы человек, который называет себя его другом, сам понял, что для Таруси лучше нищим плавать в море, чем оставаться на суше миллионером. Никакими словами нельзя объяснить эту его слепую любовь к морю. Каждый раз, когда он пытался говорить об этом, ему казалось, что от беспомощных и бесцветных слов тускнеют его чувства. И разговор поэтому не получался.
Море для него превыше и дороже всего. Ради того, чтобы плавать в море, он готов пожертвовать всем, чем угодно. Устранить любое препятствие, которое станет между ним и морем. Но и обижать Надима тоже не хотелось. Что ни говори, за эти годы он не раз доказывал Таруси свою дружбу. И пожалуй, ни с кем его не связывали столь прочные узы, как с Надимом. Когда Таруси лежал в больнице, первым, кого он увидел, открыв глаза, был Надим. Он постоянно чувствовал трогательную заботу и неослабное внимание, которыми тот его окружил. Все время куда-то бегал, хлопотал, ругался, защищал его интересы. Как же теперь Таруси может отказать в его просьбе? Пойти против его воли? Этим он не только обидит Надима, но и оскорбит его. А впрочем, какое ему дело до конкуренции Надима с Абу Рашидом? До соперничества квартала Шейх Захир с портом? До этой потасовки между Национальным и Народным блоками?
Поразмыслив, Таруси в конце концов пришел к выводу, что пусть не прямое, но косвенное отношение он все же имеет к тому, что происходит в порту и вообще в городе. Это касается не только Надима и Абу Рашида, но затрагивает интересы всех моряков, всего рабочего люда в городе. Имеет отношение и к настоящему и к их будущему.
«Разве я сам не моряк? Разве я не заинтересован в том, чтобы морякам жилось лучше? — рассуждал Таруси. — Вернувшись в порт, чем я гарантирован от того, что, подобно другим, не окажусь под пятой Абу Рашида? Разве я не буду подвергаться такой же эксплуатации и гнету, как и все другие? И неужели я должен смириться с этим? Закрыть глаза, будто ничего не вижу? Нет, это было бы подло и низко…»
Таруси решил повременить с ответом Надиму. Не говорить пока ему ни да, ни нет. Сделать вид, что прислушался к его совету, и попросить у него отсрочки для окончательного ответа. Мол, надо еще подумать и все взвесить.