15-го числа, после того как Буг был форсирован, части противника появились над городом с северо-востока.
В ночь на 16-е взорвали заводы, доки, верфи, суда, загорелся вокзал. Главная Советская улица лежала в развалинах.
Всюду горели склады и железнодорожные составы.
Ночь наступила страшная. По городу била артиллерия. Взрыв заводов предрешал судьбу города. Они густо дымили, горело все, что могло гореть. Река стала черной. Вставало черное утро. На стапелях возвышались громадные силуэты изуродованных недостроенных кораблей. За рекою горели стога и хаты. Дым густо стлался далеко по степи, и кое-где вдали на уцелевших крышах уже можно было видеть фигуры немецких офицеров с биноклями у глаз.
Попробуй-ка удержись на торпедном катере на полном ходу. Если не умеешь балансировать, по-кавалерийски «держаться на шенкелях», будешь весь избит, можно и ребра поломать.
Так вот, катер моего приятеля, младшего лейтенанта Володи Ф. на полном ходу наскочил на мину — не нашли ни одной щенки, ну, хотя бы спасательный круг — и этого не нашли.
Катерников подрывают снизу, бомбят сверху. А сами они живут в пещерах Херсонеса, из которых убраны кости и остатки гробов первобытных христиан.
В Стрелецкой бухте стаями плавает оглушенная взрывами рыба. И тут и там покинутые хозяевами беленькие домики, по дворам бродят покинутые куры. Посмотри вокруг: это все не чужое — наше.
Люди, люди, люди… на улицах, на вокзалах, в казармах, на кораблях — всюду люди, ведущие войну. Роты, дивизии, армии. Все у людей переменилось, все переместилось. Беженцы, погорельцы. Вот когда изо дня в день, ежеминутно ты всюду лицом к лицу с народом, с людьми. Лица, лица, лица… Не имеешь права быть «сам по себе», не должен, нужно любить эти лица, эти бесчисленные толпы людей, прислушиваться, понимать. Все в движении, в кочевье. Народ. Он громаден и в своей огромной массе бесстрашен перед смертью. Бесстрашен наш народ! Сколько раз я уже слыхал от моряков: «Вот кончится война, сделаю то-то или то-то… Коль останемся живы». И это «коль останемся живы» так спокойно и просто, что кажется, он непременно останется жив.
— Мои братья воюют под Псковом, — говорит Мусьяков и добавляет задумчиво: — А может, уже отвоевали…
Он получил письмо от родных из деревни из-под Пскова: эвакуируют женщин, детей и стариков. При этом чудно и толково расписывают, кому быть при чем: этот ведет корову и отвечает за нее, другой отвечает за инвентарь и т. д.
Батальонный комиссар Зенушкин, москвич и «правдист» (очевидно, будет редактором нашего «Красного черноморца»), рассказывает, как его мать-старуха, очень бережливая, работает на оборону.
— Что делаешь?
— Да вот шью варежки.
— Это для кого же, зачем?
— Для вас шью, подбирать зажигательные бомбы.
— Зачем же бархатные?
— Да теперь нельзя разбираться, все идет.
А прежде не дай бог заглянуть к ней в шкаф или в комод, наполненный лоскутками.
Ивич не получает писем от жены. Почему?
— Да у нее такой почерк, что никакой цензор не разберет, сразу заподозрит шифровку.
Фотограф «Красного черноморца» — в очках, в «кинематографических» брюках-бриджах. Через плечо — фотоаппарат. Когда он шагает, окруженный нашими командирами, его принимают за пойманного шпиона.
Ужас! Неужели это правда — ребенка за ноги и об косяк? Видели, как это делают немцы.
Что же это? Тоже организованность, дисциплинированность, исполнительность? Не надо, не надо такой исполнительности!..
Как удобно и выгодно управлять такими солдатами.
Пишем о героях. Но пишем собственно о технической стороне события: сколько герой сбил самолетов и как сбил, и считаем, что это уже хорошо. Неужели в наши дни геройство, которое, конечно, можно назвать массовым, и есть только техника: верный глаз, твердая рука? Ведь вот, скажем, исторический севастопольский герой матрос Кошка — он по-русски сметлив и пытлив, в его характере хитринка, добродушие, широта. Видно, какими чертами характера он обязан своему геройству, а у наших ежедневных героев нет ни лица, ни характера. А один краснофлотец, рассказывает Ромм, переплыл Дунай, чтобы прервать у румын связь. Плыл ночью, стараясь не плеснуть. Благополучно вернулся. Это ли не матрос Кошка?
Институт комиссаров восстановили, и у комиссаров праздничное настроение. Шутя спрашивают друг у друга:
— Отец ли ты?
— А ты? Душа ли ты части?
Попал на фильм «Три товарища». Боже! Какая старина! Щемящие фокстроты, борьба за выполнение и перевыполнение плана. А ведь как это занимало страну! Сколько было приложено усилий, чтобы добиться успехов в этом мирном деле: река, лес, бревна, по вечерам уха…