И очки… Очки… Очки…
Должен я тут сказать еще и о том, что прежде не приходилось мне видеть такого количества молодых пап и мам. Малыши, как и полагается им, доверчиво пристраивались на плечах у пап, а мамы весело маршировали рядом, помахивая цветком или флажком.
Любопытная подробность: в городе уже насчитывают более двадцати пар близнецов, составивших естественные объекты тонких исследований относительной роли наследственности и среды в развитии человеческих способностей. Судите сами — один из близнецов почему-то станет хорошим музыкантом, а другой — хирургом. Почему? Но уже есть в городке немало генетиков и врачей, желающих посвятить себя этим исследованиям.
Все под рукой в этом удивительном городке — и близнецы, и грандиозные ускорители, и прекрасный ботанический сад, и тайга.
Тут все молодо, энергично, светло и все должно быть разумно и благородно.
Радостно убеждаться, что здешняя молодежь это понимает и ценит.
Среди новых моих друзей я нахожу и тех, кто преодолел сопротивление папы и мамы и приехал сюда издалека для того, чтобы слушать лекции академика Соболева.
Интересно заметить, кстати, что в притоке населения теперь уже преобладают прямые сибиряки. Поэтому мы вправе сказать, что городок сей становится разумом Сибири, совестью Сибири, будущим Сибири преобразовываемой.
Я видел город, в котором нельзя не оценить смысл истинной интеллигентности, где открыта школа смелой мысли, бескорыстной страсти, интеллектуального мечтания. Если есть города будущего, города трудового братства, то я видел такой город. И в городе этом не только добрая воля науки, не одна лишь академия наук — и седовласых и еще безусых — тут прекрасная молодость наших детей и внуков…
Даже несколько странно наблюдать в городке, таком молодом, еще, собственно, не накопившем ни истории, ни своих традиций, то, что называется патриотизмом. Однако когда я сам однажды критически высказался об архитектуре городка, производящей впечатление резкого контраста с тем, что происходит за плоскими унылыми стенами, воздвигнутыми и необдуманно и безучастно (разве за исключением интересного комбината зданий — гостиница, почтамт, торговый центр, широкоэкранный кинотеатр) — мои собеседники в один голос воскликнули:
— Пусть так! Дома стандартные и некрасивые. Но разве это важно, если в этих стандартных стенах под низкими потолками живут и делают свое дело нестандартные люди. У нас, может быть, тесно, но у нас светло. А пахнет либо тайгой, либо… книгами, что ли… Ну, что сказать? Разве бьет в нос душок мещанства? Разве увлекаются у нас магазинно-рыночными проблемами? Скажите, что это не так.
И я согласен с моими собеседниками: у меня тоже такое впечатление, будто обычные хозяйственно-бытовые заботы напоминают о себе здесь как-то вскользь, мимоходом. Но зато не раз меня, случайного человека, посвящали в тревогу по поводу хода защиты той или иной диссертации. И когда, наконец, передо мною облегченно вздыхали: «Он защитился, защитился отлично», — реплика звучала не только законным признанием — прав диссертанта — она отзывалась общим праздником. Дух трудового братства не нарушается, кажется мне, даже необходимостью четкой административной иерархии, соподчиненности, требованиями дисциплины, что так беспокоит иных молодых людей. Тут смысл существования неотделим от смысла творимого, что всегда наблюдается в счастливые периоды сильных ярких импульсов истории. Не надо этого забывать, а также и того, что не везде двадцатипятилетние запросто выступают в ролях, которые в Москве поручают сорокалетним, не везде открыто такое поле для молодой творческой фантазии и бодрых умов.
Думаю, и Ньютон, и Лейбниц, и Эйнштейн тоже мечтали о таком духе сожительства, и неспроста в головах первомайских колонн несли эмблему — формулу великого физика, говорящую о том, что энергия равна массе, помноженной на скорость света в квадрате.
За окном стоял слегка пасмурный весенний день — земли. Институтский район городка — в его возвышенной части, и поэтому из окон верхнего этажа видно далеко — и жилые кварталы, и тайга до самого Обского моря.
Хотя годовой баланс солнечных дней в Новосибирске выше, чем в Сочи, ранней весной на берегу Оби бывает зябко и пасмурно. Вот даже, кажется, пригрело, девушки торопятся щегольнуть летним нарядом, и вдруг опять подул холодный сибирский борей. Может быть, в этом сыроватом колорите весенней мги и внешность городка несправедливо казалась мне столь неожиданно-невзрачной. Не очень порадовало и Обское море. Оно было покрыто грязно-белым тревожно набухающим ледовым покровом. Кое-где чернеют пятна полыньи, и при удаче можно увидеть местного «моржа», а то и «моржиху» — бесстрашных зимних купальщиков. Мне кажется примечательным и это: привычка к редкому спорту распространена здесь среди работников науки.