— Какого черта ты устроила? — спросил он недовольным голосом.
— Я ни черта не устраивала.
— Мари, я спросил, какого черта?
«А к черту я прикатился лет пять назад. Знаешь, мы с ним даже подружились».
Мари коротко хохотнула и прошлепала к креслу.
— Я же просила — не приезжай, — сказала она устало.
— Ты что, пьяная?
— Не настолько, чтобы не помнить, что просила тебя не приезжать.
— Опять он?
— Я же просила, — протянула Мари, равнодушно подняв со столика бокал и отпив еще глоток.
— Так! Хватит! — Ральф отнял бокал, сгреб ее в охапку и поволок в ванную. Впрочем, она не особо сопротивлялась. А когда ее прямо в одежде сунули в душ под воду, ей вдруг стало капельку лучше. Будто вместе с водой и хмелем, с нее стекала усталость, безысходность и теперь уже такая привычная корка, сковывавшая ее душу. Она смотрела прямо перед собой и точно знала только одно — у нее нет времени на похмелье.
— Что? Так лучше? — спросил Ральф.
— Да. Намного. Спасибо, — ответила она.
Он замер, будто бы пытаясь рассмотреть выражение ее лица. А потом в его глазах отразилось понимание.
— Все-таки он, — пробормотал Ральф.
— Нет. Просто не ты.
Ральф вылетел из ванной, громко хлопнув дверью. Мари спокойно стащила майку и подставила тело струям воды. Закрыла глаза. И заставила себя вспомнить что-то очень важное. Что-то, о чем боялась даже думать. Он приедет в Гамбург первого июля. Он приедет. И все начнется сначала. Но можно ли назвать ошибкой то, что было между ними пять лет назад. Она упорно вычеркивала из памяти грязную историю с шантажом. Этого не было. Не могло быть. Человек, отпустивший ее из своей квартиры, не мог отправить отцу те фото. Не мог.
Она сняла с вешалки полотенце и неторопливо вытерлась. Надела халат и прошла в комнату. Теперь курил Ральф.
— Я хотела попросить у тебя прощения за все, — тихо произнесла Мари.
Он резко обернулся и посмотрел на нее так, будто его удивляло то, что она извиняется.
— Ты точно решила? — голос его прозвучал глухо.
— Мне нужно было решить уже давно. Прости, что так поздно.
Он подошел к ней ближе. Взял за руку и сказал:
— Ты же знаешь, что я все равно буду ждать. Я люблю тебя. И я терпелив.
— Все мы чего-нибудь ждем, — ответила она, вырывая руку.
— Могу я переночевать у тебя, или мне на ночь глядя искать, где остановиться?
— Лучше поищи, — ответила Мари и улыбнулась одними губами. И вдруг он притянул ее к себе и впился в них поцелуем. Мари задергалась, вырываясь, а он продолжал терзать ее рот. Голова кружилась — от алкоголя, от усталости, от боли. От отвращения — она никогда не думала, насколько может быть отвратителен поцелуй, любое прикосновение, когда его навязывают. Впрочем, Ральф всегда себя навязывал. А она привыкла. Теперь… все изменилось?
Мари вцепилась ногтями в его щеку, как дикая кошка, и заставила его отпустить.
— Никогда, никогда не смей прикасаться ко мне, — выдохнула она, и ей стало смешно — не так давно те же слова она сказала совсем другому человеку. Поцелуи которого заставляли ее забыть весь мир.
— Не думай, что все кончено, — хрипло сказал Ральф.
— Нельзя закончить то, чего нет.
Он побледнел, и в какую-то минуту ей показалось, что вот теперь он ее ударит. Но он этого не сделал. Он вылетел из ее комнаты, хлопнув дверью, а она так и осталась стоять в ее середине. И вдруг с совершенной ясностью поняла, что делать дальше. Утром следующего дня, переложив ответственность за переговоры с БалтТрастом на Алексея Скорикова, и созвонившись с Дональдом, ставшим с некоторых пор ее адвокатом, Мари вылетела во Францию. Дональду было поручено немедленно заняться продажей имущества, доставшегося ей от матери.
Зимин сидел в приемной и писал заявление. Через пять лет он снова возвращается в DartGlobal.
Он никогда не жалел о том, что ушел тогда. Теперь есть шанс начать все сначала. И не только на лайнере. Вот только он не знал, нужно ли это. Зачем вообще это нужно? Просто. Она попросила. Все.
Он услышал, как открылась дверь. Поднял голову, увидел, как в кабинет зашел высокий мужчина, опустил глаза к столу. И вдруг вспомнил… Гамбург… Фотография в журнале…
Мария д'Эстен и Ральф Какеготам?.. Михаил снова поднял взгляд и внимательно посмотрел на вошедшего. На его лице живописно краснели три царапины. Такие оставляют женские ноготки.
«А говорила, что он в Гамбурге», — подумал Зимин и невесело усмехнулся.
— Какая удача! Вот и господин Зимин, — с улыбкой проговорил «заочный знакомец» и протянул для пожатия руку.