— Что? — недовольно спросил Олоннэ.
Воклен наклонился к его уху и прошептал несколько фраз. В лице капитана зажегся огонек интереса.
— Да? Где они?
Лысая голова кивнула в сторону кормы:
— В большой каюте.
Олоннэ улыбнулся, обнажая неровные, но крепкие зубы, выражение лица его сделалось угрожающе плотоядным. Не раздумывая далее, он решительно зашагал в указанном направлении.
— А что делать с ними? — спросил Ферре. Он имел в виду испанцев.
— Неужели ничего не приходит в голову? — усмехнулся Олоннэ, переступая через очередную кирасу.
— Куда это он? — спросил одноглазый Ибервиль у Воклена.
Тот не успел ничего ответить, потому что и спрашивающему и остальным, находящимся на палубе, все стало понятно само собой.
Со стороны кормы донесся истошный женский вопль. Затем второй.
— Там женщина? — спросил туго соображающий Ферре.
— Две, — улыбнулся Воклен.
— Откуда они там взялись? — удивился ле Пикар, почесывая татуировку на правой щеке.
В этот момент от толпы испанцев отделился черноволосый юноша в изорванной, окровавленной рубахе и бросился в направлении кормы. Воклен как будто ждал этого, он нанес ему мощный удар эфесом шпаги в челюсть и, когда тот рухнул на палубу, спокойно сказал:
— Теперь мы знаем, за кого можно будет требовать выкуп. Этот кабальеро несомненно родственник благородных сеньорит из кормовой каюты.
Лежащий глухо застонал.
— Я прав? — наклонился к нему Воклен.
Женские вопли продолжали доноситься до столпившихся на палубе мужчин. Испанцы все более мрачнели, корсары, наоборот, веселились, подмигивали друг другу и отпускали подходящие к случаю сальные шуточки. Впрочем, далеко не все матросы Олоннэ были в восторге от того, что им приходилось выслушивать. За полтора месяца плавания в водах Гондурасского залива они успели здорово изголодаться по женскому обществу и были готовы отказаться от своей доли добычи ради возможности присоединиться к столь буйно развлекающемуся в кормовой каюте капитану.
— Да что он там с ними делает?! — поморщившись, спросил Ферре, когда до его слуха донесся особенно душераздирающий женский возглас.
— Ты все еще надеешься, что и нам что-нибудь достанется, да? — усмехнулся Воклен.
Ферре досадливо махнул рукой:
— Да нет. Я просто хочу представить, как он управляется с двумя сразу. Ведь ты послушай, клянусь мощами святой Терезы, кричат обе. Одновременно.
— Ничего удивительного, наш капитан недаром считается первым любовником на морях Мэйна. [2]
Ле Пикар сокрушенно покачал головой:
— Лучше бы он был женоненавистником, у нас был бы шанс получить за этих испанок неплохой выкуп. Я уверен, что они дамы из знатной семьи.
Состояние рассеянного равновесия продолжало сохраняться на палубе. Все понимали: надо что-то предпринять, что-то решать с пленными, но ужасающие и соблазнительные картины, невольно возбуждаемые в головах мужчин долетающими до них звуками любовной битвы, лишали их возможности действовать. Воображение — могущественная сила, противиться ей трудно. Сексуальная тяга, замешенная на лютом любопытстве, способна свести человека с ума. Возбуждение, охватившее кровожадную и любвеобильную матросню, было уже сравнимо с тем, что вело ее на абордаж всего полчаса назад. Хоть бы одним глазком взглянуть, что там происходит, — эта мысль, пересказываемая на разные лады, разными словами, бродила в корсарской толпе. При этом все понимали, что подсматривать не следует, всякий, кто попытается это сделать, рискует жизнью больше, чем тот, кто явится с зажженным факелом в пороховой погреб.
— Черт побери, надо что-то делать! — сказал Ферре, но по голосу было ясно, что он не знает, что именно.
— Да, — согласился ле Пикар, поглядывая на корсаров, которые все более тесным кольцом собирались вокруг пленных испанцев.
Ибервиль прищурил свой единственный глаз.
В этот момент палуба едва заметно дрогнула: вода продавила одну из трюмных перегородок, и крен на нос заметно увеличился. Кусок уже надломленной реи рухнул вниз, сокрушив часть изрешеченного фальшборта.
Крики, доносившиеся из каюты, стали немного глуше и почти полностью перестали напоминать человеческие.
— Надо бы сказать капитану, что у нас почти не осталось времени, — буркнул ле Пикар, продолжая ощупывать красную розу. — Как бы ни была велика его страсть к женскому полу, вряд ли стоит из-за нее идти ко дну.
— Может быть, спустить шлюпки? — неуверенно сказал Ферре.
— Зачем? — удивился Воклен.
— Побросаем туда испанцев — и пусть катятся к дьяволу.
Палуба опять дрогнула, как будто судорога пробежала по шкуре громадного животного.
Воклен улыбнулся и пожал плечами:
— Приказывай, пусть спускают.
Чувствовалось, что он не считает это решение правильным, но не хочет принимать на себя ответственность за принятие другого.
Уже приготовившиеся к неизбежной гибели подданные католического короля, узнав, что им предоставляется шанс на спасение, проявили чудеса расторопности, буквально через несколько минут три сохранившие относительную плавучесть шлюпки покачивались на волнах. В них градом сыпались с накренившегося борта пленники. Никто и не подумал предоставить им веревочные лестницы, они ломали ноги, барахтались в воде, цеплялись исцарапанными руками за дырявые борта, но были при этом счастливы.
— Пожалуй, нам тоже пора отправляться, — сказал Ибервиль.
По его команде часть корсаров начала грузиться в шлюпки с борта «Мести».
Вскоре на палубе гибнущего галиона остались лишь Воклен, Ибервиль и Ферре.
— Еще несколько минут — и у нас появится шанс отправиться на дно с этой испанской развалиной, — напряженно усмехнулся последний.
— Ненасытный, — пробормотал Ибервиль.
Бывший сборщик налогов был спокойнее других, он слишком хорошо знал капитана и был уверен, что у него нет желания погибать именно сегодня.
И он оказался прав.
Когда галион потрясали последние предсмертные судороги, когда вода вокруг него сделалась сладкой от растворяющегося сахара и большинство корсарских шлюпок отошло от предполагаемого места водяной воронки примерно на полукабельтов, из дверей кормовой каюты появился Олоннэ. Выглядел он довольно странно. Одежда его несла на себе следы бурного любовного приключения, и это было как раз неудивительно, зато окровавленная сабля в руках могла бы озадачить человека, не слишком хорошо знакомого с привычками капитана.
— Ну, слава Богу, — прошептал Ферре. Хотя, как выяснится через несколько минут, как раз ему не надо было бы спешить радоваться.
Загадочно и удовлетворенно улыбающийся Олоннэ прыгнул в шлюпку, благо борт тонущего галиона уже не слишком возвышался над нею, и гребцы тут же ударили веслами о воду.
Сабля капитана была окровавлена, но никто из сидевших в шлюпке не спросил его, почему бы это. Все прекрасно знали, что капитан Олоннэ страдает особого рода сексуальной брезгливостью. Большинству мужчин бывает неприятно знать, что женщина, с которой он оказался в постели, когда-то дарила своим вниманием других мужчин; капитан «Мести» не мог смириться с мыслью, что какая-то женщина, переспавшая с ним, может впоследствии оказаться в объятиях другого любовника. До такой степени не мог смириться, что принужден был убивать всех женщин, с которыми переспал.
Олоннэ вытер лезвие о рукав своего камзола.
Никто не решался заговорить с ним. Впрочем, и так все было ясно. Олоннэ начал задавать вопросы сам. Он первым делом поинтересовался, как его подчиненные обошлись с пленными испанцами.
2
…первым любовником на морях Мэйна. — Мэйн, или Вест-Индия, — так называли район Карибского моря и прилегающих заливов.