Они гребли. Гребли всю ночь, до утра, время от времени меняясь местами, чтобы одна рука не уставала больше другой. Когда рассвело, Ремидио велел Соне идти отдыхать. Девушка отказалась, и тогда он прогнал ее силой. Соня была слишком измучена, чтобы спорить. Пройдя на корму, она прилегла там на узкой скамье и уснула, точно провалилась в непроницаемую глухую тьму. Последнее, что она видела перед этим,— осунувшееся, но решительное лицо Ремидио, продолжавшего ворочать тяжелыми веслами…
Проснувшись, она некоторое время лежала неподвижно и с закрытыми глазами. Сон освежил ее, хотя и не избавил от усталости полностью. Тупо ныли предплечья и спина, натруженные целой ночью гребли. По-прежнему, не двигаясь, девушка прислушивалась к своим ощущениям. Солнце поднялось уже высоко и довольно сильно припекало. Его лучи, проникая сквозь ресницы и веки, зажигали в закрытых глазах теплые оранжевые пятна. Тихонько шуршали волны, скользя вдоль борта лодки, где-то далеко крикнула чайка, а больше ничто не нарушало тишины, что стояла над морем. Ее спутник: уснул он, что ли? И если это так, то куда несет лодку? Соня резко открыла глаза и резко села. А уже в следующий момент она услышала тихий смех Ремидио.
— Ты чего так вскинулась? — спросил зингарец с едва заметной ехидцей в голосе.
— Неважно,— ответила Соня. Она уже увидела, что опасения оказались напрасными. Пока девушка спала, Ремидио соорудил мачту из запасного весла. В качестве паруса он использовал тент, а вместо рея приспособил багор. К концам этого багра были привязаны два веревочных фала, с помощью которых зингарец управлял лодкой.
— Я вижу, что ты неплохо разбираешься в морском деле,— сказала Соня.
— Благодарю,— отозвался Ремидио.— Семь поколений моих предков посвятили себя флоту Зингары. Поэтому я с детства изучал искусство кораблевождения.
— Понятно.— Соня весело улыбнулась.
— Кстати,— продолжал Ремидио,— как ты сама видишь, ветер уже дует с юга. Так что можешь больше не беспокоиться за участь своих приятелей, что остались там, на «Громе». Через пару дней они окажутся у берегов Хайбории. Это произойдет даже в том случае, если они будут непроходимо глупы и не сообразят поставить парус.
— Через пару дней? — переспросила Соня.— А вдруг за это время ветер переменится?
— Не переменится,— уверенно ответил Ремидио.— Я достаточно разбираюсь в этом. Видишь те облачка, похожие на перышки? Во-он там, над самым горизонтом.
— Что же, это прекрасно,— снова улыбнулась Соня и, перегнувшись через борт, глянула в воду. Увидев свое отражение, она тихонько ахнула и поспешно принялась приводить себя в порядок: отмыла, как могла, лицо, затем стала смывать сажу с волос. Это заняло довольно много времени — ведь мыла у нее не было. Гребня тоже не оказалось и в помине, так что расчесывать волосы пришлось пальцами. Справившись с этим, Соня принялась подсушивать мокрые пряди под лучами солнца. Время от времени она ловила взгляды Ремидио, который с улыбкой наблюдал за ней.
— Да ты настоящая красавица,— сказал он наконец.
— Не упусти парус, капитан,— ехидно отозвалась девушка,— нельзя отвлекаться, когда стоишь на вахте!
— Помилосердствуй, глядя на твое прелестное личико трудно не отвлечься! — шутливым тоном воскликнул зингарец.—Да и вахта моя что-то затянулась. Вот что, бери-ка в свои красивые ручки эти два фала, будешь управлять лодкой. Ну а я посплю немного. Признаться честно, устал так, как даже там, на галере не доводилось уставать.
Действительно, Ремидио не спал уже больше двух суток, причем за это время произошло множество бурных событий — один только бой чего стоил! Видя, что девушка медлит, Ремидио Повторил:
— Ну что же ты? Бери фалы.
— Что брать? — растерянно спросила Соня.
Ремидио рассмеялся.
— Фалы. Вот эти две веревки. Да подойди ты, не бойся. Должен же я объяснить, как управляться с парусом!
Передав Соне концы веревок, привязанных к рею, он принялся объяснять, что следует делать, чтобы лодка поворачивала вправо или влево, как держать курс, сообразуясь с направлением ветра и положением солнца на небе. Соня судорожно сжимала в кулачках веревки, а Ремидио, взяв ее руки в свои, показывал, как следует разворачивать парус, ловя им ветер. Спустя некоторое время девушка вдруг обнаружила, что почти лежит в его объятиях. В следующий момент Ремидио отшатнулся и глухо, коротко простонал, получив резкий удар локтем в печень. Выпустив фалы, Соня резко расхохоталась, и это едва не погубило их обоих: парус хлопнул, лодку развернуло бортом к волне и резко накренило. Внутрь хлынула вода.
— Держи парус! — крикнул Ремидио отнюдь не шутливым голосом.
Впрочем, надо отдать ему должное, действовал зингарец четко и молниеносно.
В по-кошачьи гибком прыжке он устремился к мачте и, ухватившись прямо за рей, к счастью расположенный невысоко, развернул парус в нужное положение.
Натужно заскрипев, точно застонав каждой своей досочкой, лодка выпрямилась и вновь пошла в северном направлении.
Увидев, что зингарец открывает рот, собираясь призвать громы и молнии на ее голову, Соня поспешила сама напуститься на него.
В выражениях, не самых изысканных, но зато сильных, она объяснила, что именно думает об этом недоумке Ремидио, не забыв при этом упомянуть семь поколений его водоплавающих предков.
Эта тактика, бесспорно, увенчалась успехом. Некоторое время зингарец хранил потрясенное молчание, а затем негромко спросил:
— Послушай, где ты научилась так ругаться?
В ответ Соня улыбнулась несколько самодовольно.
Лишь очень поверхностные люди верят в то, что придворные дамы — наивные, возвышенные и утонченные натуры. Другое дело, что они, эти дамы, напускают на себя такой вид.
— Ругаться я научилась, когда воспитывалась при дворе туранского наместника в Хауране,— сообщила Соня небрежно, как бы между прочим. — Пять лет там прожила, кстати.
— А-а…— протянул Ремидио,— недаром я сразу почувствовал, что в тебе что-то есть.
— Что же именно? — скептически хмыкнула Соня.
— Порода. Уверенность в себе. Гордость…
— Ты, кажется, собирался отдыхать? — прервала девушка его излияния.
— Да…
— Вот и отправляйся.
Ремидио послушно прошел на корму и лег там на скамье, укрыв плечи суконной морской курткой, точно одеялом.
— Ты могла бы стать самой роскошной куртизанкой во всей Кордаве,— пробормотал он, засыпая.
— Вот уж, действительно, великая честь! — презрительно фыркнула Соня и перенесла свое внимание на управление лодкой.
Вокруг широко раскинулось необъятное море и еще более необъятное небо с золотым солнцем на нем.
Это было красиво, очень, но плавание по морю в этой хрупкой дощатой скорлупке не на шутку пугало девушку.
Каким-то внутренним чутьем она очень остро ощущала чудовищную глубину под тонким, непрочным днищем утлой лодчонки. И кто знает, что за чудовища копошатся там, в этой глубине, во тьме…
— Спокойно, спокойно,— пробормотала девушка, обращаясь сама к себе.— Глубоко, ну очень глубоко, так что тут такого особенного? Скоро уже доберемся до берега. Немного осталось. И погода тихая…
Они продолжали идти на север, к далекому невидимому берегу. Ремидио мирно посапывал на кормовой скамье. Счастливчик.
Уже глубокой ночью лодка вошла в широкую бухту, освещенную неверным серебристым светом убывающей луны.
Лодка тихонько ткнулась носом в песчаный берег и замерла неподвижно. Ночь стояла звездная, мягкая и теплая.
Некоторое время Соня сидела, не шевелясь, все еще сжимая в руках ненужные фалы.
Вдруг слабое дуновение ветерка донесло до нее запах леса, сладковатый аромат каких-то цветов.
Тихо, монотонно шуршали листья деревьев. Сонно свистнула птица…
Догадавшись наконец бросить веревки, Соня улыбнулась широко и счастливо, затем двинулась на корму: пора будить Ремидио.
— Эгей, поднимайся, флотоводец! Твой корабль прибыл в порт.