— Присаживайтесь к столу,— гостеприимно предложил Старая Гиена, жестом выпроваживая из каюты слуг и запирая за ними дверь на щеколду.
Все время, пока длился поединок, Соня простояла возле борта, широко раскрытыми глазами наблюдая за сражавшимися насмерть гигантами. Это было жестокое, грубое зрелище, да, но одновременно и возвышенное. Ограждение, в которое крепко вцепилась Соня, было сделано очень высоким, для того чтобы надежно защищать членов команды от стрел противника. Соня была довольно рослой девушкой, но, разумеется, не могла сравниться в этом отношении со здоровяками-ванирами. Потому, чтобы увидеть происходящее на берегу, она вынуждена была приподыматься на цыпочки. Воины, стоявшие вдоль борта справа и слева от нее, возбужденно кричали, хлопали широченными лапищами по доскам ограждения и по плечам соседей. Соня тоже получила несколько таких хлопков, каждый из которых заставлял ее пошатываться. После одного особенно сильного удара она уже чуть было не заехала локтем в бок невежи соседа, но сдержалась: очень уж хотелось досмотреть, чем закончится поединок.
Когда оба бойца оказались в воде, девушка поспешно перешла к широкому, локтя в четыре-пять, проему, отгороженному от водного пространства двумя толстыми канатами, протянутыми — один на уровне груди, другой — в локте от палубы. Именно в этом проеме перед боем устанавливался абордажный мостик — когтистая драконья лапа.
Противники меж тем скрылись под водой, и накал страстей на борту «Морского Дракона» достиг своего пика. А когда стало понятно, что они больше не покажутся на поверхности, предпочтя смерть поражению, над морем воцарилась почтительная, даже благоговейная тишина. Потом капитан Грейп стал перекрикиваться с каким-то старикашкой, показавшимся на носу бараханского корабля, и напряжение немного спало.
— Ты видела? Нет, ты все видела? — раздался позади Сони хрипловатый от волнения басок.
Девушка обернулась. Перед нею стояли двое здоровенных, с первого взгляда ничем не отличавшихся друг от друга молодых парней: широкие лица, серые, почти круглые глаза, длинные белокурые волосы и начавшие пробиваться бородки.
Радостные улыбки на их лицах тоже были одинаковые.
— Похоже, вам совсем не жалко этих воинов? — удивилась Соня.
— Жалко? — хором переспросили парни и заговорили, перебивая друг друга. Даже голоса у них были одинаковые: молодые ломающиеся баски, так что временами казалось, будто это говорит один человек.
— За что же их жалеть? Каждый настоящий мужчина мечтает о таком конце. О такой смерти. Ведь воин, погибший в бою, с оружием в руках, попадает в чертоги богов. Да, он пирует там с небожителями, ест жареное мясо и запивает его хмельным пивом.
— Вы считаете, что в чертогах небожителей пьют пиво? — не могла не улыбнуться девушка.
— А что же еще? — в один голос удивились парни. — Какой же еще напиток достоин того, чтобы его пили боги? Конечно, пиво! Его там варят в огромных котлах и черпают боевыми шлемами. Разве ты не знала этого?
— Кое-что такое слышала,— кивнула Соня, решив перевести разговор на другое: — А вы что, близнецы?
— Нет, не близнецы. Но мы братья. Это — Нефф, он на год старше меня. А я — Орефф. Мы — сыновья Таркила. Наш отец — знаменитый воин, но два года назад его ранили в руку. Теперь пальцы правой руки у него не гнутся, и наш отец не может удержать в ней меч. А то бы он обязательно отправился с нами в этот набег. Но из-за руки ему пришлось остаться дома, в Йомсе. А здорово ты нас удивила, когда выскочила из-за того тюка парусины!
Теперь Соня узнала их: именно эти двое спугнули ее в парусной кладовой. Она рассмеялась — сейчас события вчерашнего утра казались уже смешными.
— Вы, наверное, действительно очень удивились. Так подскочили и так ударились об потолок головами, что я думала — пробьете его насквозь.
Братья дружно рассмеялись.
— Слушай, а ты правда ванирка? — спросил тот, что стоял слева. Кажется, Орефф.
— Чистокровная,— хладнокровно произнесла Соня.
Это была неправда, но девушка вовсе не собиралась признаваться в том, что отец ее — гирканец. Ведь, рассказав об этом, она запросто могла лишиться жизни. И уж, во всяком случае, лишилась бы свободы, даже той, которой пользовалась на палубе этого корабля. Впрочем, не такой уж это и обман: ведь мать-то у нее действительно родом из Ванахейма… Вспомнив о родителях, девушка сразу поскучнела. Вся ее семья погибла, и произошло это совсем недавно. Душевные раны еще не успели зарубцеваться. До этого страшного события жизненный путь девушки был не так уж богат событиями и переживаниями. Она росла в Туране, не испытывая ни нужды, ни одиночества. Семья ее была зажиточной (благодаря занятиям отца), и в ней всегда царило дружелюбие (главным образом, из-за доброго характера матери). Были у нее братья: старший, который защищал ее в играх со сверстниками, и младший, о котором она могла заботиться. Была сестра — старшая, подружка-наперсница. Безоблачное, счастливое детство закончилось, когда Соню отправили на обучение в столицу, ко двору правительницы. Там из девочки принялись делать светскую даму: обучать хорошим манерам, приучая носить придворные наряды, пользоваться пудрой и духами. Благодаря такому воспитанию, она довольно быстро избавилась от мальчишеских ухваток, которых изрядно набралась в играх с братьями. Немало способствовал тому и возраст: ведь именно в четырнадцать-пятнадцать лет девочки стремительно взрослеют. Соня увлеклась новой жизнью, придворными интригами, тонкостями этикета и моды. Вскоре она, вероятно, стала бы настоящей светской дамой, но тут из дома пришло страшное известие: военный отряд, пришедший из Аквилонии, жестоко расправился с ее родными и даже слугами… А гибель сестры — ее тогда не было в поместье и смерть настигла девушку в монастыре, где она воспитывалась, убедила Соню, что нападение на ее родной дом было не просто бандитской вылазкой. Нет, это была кровная месть! Поняв это, Соня стала заботиться о своей безопасности, и лишь благодаря этому сумела избежать покушения. С тех пор она скиталась по Хайбории. Лишь одно чувство безраздельно владело девушкой — ненависть к аквилонцам. Сейчас перед глазами Сони как живые встали: отец — большущий, грубоватый, громогласный, немного напоминающий разбойника, вспыльчивый, но отходчивый; мать — нежная, добрая; сорванцы-братья; сестра...Девушка вдруг почувствовала, что у нее дрожат губы.
— Эй, что это с тобой? — допытывались Нефф и Орефф.
— Со мной? Ничего. Ровным счетом ничего,— ответила Соня твердым голосом. Может, даже излишне твердым.
Внезапно раздался довольно громкий лязг и плеск — ушла под воду цепь, преграждавшая путь через пролив. Это событие произошло весьма кстати — ведь оно отвлекло братьев от разговора, делавшегося для Сони опасным.
— Эге-гей, волки мои верные, быстро на весла! — раздался громовый голос капитана Грейпа.— Поплывем к этим пожирателям ракушек в гости. Клянусь благосклонностью Имира, среди прочего угощения на столе у капитана стояло блюдо с ракушками! Прямо в скорлупе!
Дружный смех команды был ему ответом. Гребцы быстро заняли свои места и под мерные удары барабана «Морской Дракон» двинулся вслед за бараханскими кораблями. Спустя некоторое время позади послышались протяжный скрип и позвякивание. Соня, из интереса, прошла на корму взглянуть, что происходит: мокрая черная цепь снова подымалась из воды, преграждая непрошеным гостям путь в глубь бухты.
Остров казался суровым и негостеприимным. Холмы, поросшие поседелым от ночных заморозков ковылем, сменялись красно-бурыми гранитными скалами. Ни леса, ни даже одиноких деревьев видно не было: то ли они никогда не росли здесь, то ли давным-давно были срублены пиратами для постройки и ремонта кораблей. Пролив завершался бухтой: почти идеально круглой и такой широкой, что дальний ее край был плохо виден, несмотря на ярко светившее солнце. Но, хотя размеры бухты были весьма значительны, ее почти наполовину заполняли корабли. Тут были галеры лишь с одним рядом весел (они напоминали «Дракона»), а также высокобортные, на которых весла были расположены в два ряда. Кроме того, здесь были небольшие парусные караки, пузатые галеоны, высоко вздымавшие свои мачты с длинными реями, скромные баркасы… Часть кораблей, составлявших это разномастное сборище, были боевыми, остальные же — купеческими, их пираты захватили и привели сюда, чтобы отремонтировать, переоснастить, а затем, сменив внешний вид и название, продать их в Кордаве, Мессантии или даже в далеком Асгалуне. А дальше, за мачтами, реями, переплетенными канатами, свернутыми парусами, взбирался на прибрежные холмы город. Пираты, не без юмора, называли этот свой город Трущобой. Впрочем, неизвестно еще, чего в таком названии было больше: юмора или правды. Действительно, это были самые настоящие трущобы: кривые, узкие и грязные улочки причудливо извивались по склонам холмов. Не было и речи о каком-либо едином плане, город рос беспорядочно и стихийно, точно коралловый риф. Приплывал корабль, команде которого посчастливилось захватить богатую добычу. Капитан его, выбрав предварительно более-менее ровное место, строил склад, чтоб было где хранить товары с разграбленных кораблей. Спустя какое-то время команда другого корабля возводила неподалеку длинный барак, пригодный для содержания в нем рабов. Ну а какой-нибудь ловкий делец наскоро возводил здание, больше всего напоминавшее сарай, и устраивал в нем таверну, в которой пираты имели возможность весело и быстро освободить свои кошельки от награбленного золота и серебра. Впрочем, содержать таверну было занятием не таким уж безопасным, ведь здешние клиенты вовсе не были законопослушными гражданами. Зачастую случалось, что спустивший свое добро, но еще не утоливший жажду гуляка брал себе выпивку даром, да еще и калечил хозяина. Склады, игорные дома, парусные и оружейные мастерские, курильни черного лотоса, ночлежки… По улицам этого «города», меся вязкую грязь, бродили пираты, увешанные оружием, портовые шлюхи, скупщики краденого, шулеры и разного рода мошенники. То и дело слышались шумные перебранки, в которых звучала разноязычная речь: здесь можно было встретить представителей всех народов Хайбории, а пожалуй, и заморских стран, таких, как Лемурия или My.