Но особенно было оживленно в последние дни хамсина в финикийских кварталах. Многодневное сидение в городе сгладило боль предстоящих разлук, матросы пили вино, готовили снаряжение и с нетерпением ждали северного ветра. Все разговоры сводились к одному: море, Ливия, Великое Плавание. Одних манила неизвестность, других — награда фараона, третьих возможность торговать там, где еще никто не торговал изделиями обетованных земель.
Наконец Альбатрос объявил день жертвоприношений Мелькарту. Финикиец, отправляясь в путь, был обязан ублажить своего вампира.
Экипажи собрались у кораблей. Из трюмов вынесли бронзовые жертвенники и разожгли огонь. Местные жрецы лили в пламя ароматные масла и пели молитву Пылающему.
Астарт, зная обряд, отделился от толпы матросов и направился в сторону города. Он не хотел видеть, как кормчие начнут кромсать жертвенных рабов. Пробираясь сквозь густую стену зевак, он вдруг увидел, что к жертвенникам подводят быков. Быки вместо людей — несомненного влияние на культ хананеев чужих обычаев. Астарт удивился столь необычному нарушению традиций Ханаана.
— Ты почему не с ними? — услышал Астарт.
Меред стояла в пестрой кучке своих служанок, кутаясь в темное покрывало. Отсюда, с небольшого холма, хорошо было видно все зрелище жертвоприношений.
— Не хочу раздражать быков, — ответил он, подходя ближе. — Неужели Альбатрос тоже возьмется за нож?
— Он первый это сделает.
Ветер рванул тяжелое покрывало, и Астарт увидел ослепительно белый шелк, плотно облегающий тело. "А она даже очень хороша, — с теплотой подумал он. И тут он вспомнил, откуда знает ее имя.
Лет пять-шесть назад купцы разнесли по всему свету весть, потрясшую саисский Египет: красавица Меред из свиты "супруги бога Амона" Шепенопет Второй оставила в фиванском храме одежды девственницы и взошла на финикийский корабль. Ее мужем стал Агенор, к тому времени полунищий кормчий, с позором изгнанный из Финикии. Меред потрясла всех еще и тем, что она была признана второй «дочерью» "супруги бога". Первой дочерью" являлась престарелая сестра фараона, носящая имя богини — Нейтикерт.
Финикияне запели торжественный гимн. Альбатрос в развевающихся одеждах подошел к жертвеннику. Жрец подал ему освященный нож и поспешно отбежал в сторону. Два матроса сняли цепь с рогов большого черного быка. Издали казалось, что бык высечен из скалы.
Старец твердым шагом подошел к самой бычьей голове. Животное было настроено миролюбиво, и грозные рога смотрели вверх. Альбатрос медлил.
— Читает молитву, — сказал Астарт.
И вдруг старый кормчий выбросил вперед руку. Бык взревел, рванулся, но удар был точен. Громадная туша рухнула, едва не придавив старика.
Меред не вскрикнула, не охнула, как ее служанки. В этот миг глаза ее были суровы. Впрочем, она смотрела поверх матросских голов куда-то, где белесая лазурь моря переходит в такое же белесое, выцветшее небо.
— Госпожа видела, как хананеи режут у себя на родине в дань Мелькарту?
— Да. Я ведь была и в Тире, и в Сидоне.
Кормчие последовали примеру старца. Саркатр и Рутуб вцепились в рога животного, такого же крупного и черного. Агенор выбрался из общей массы мореходов и, взяв из рук жреца нож, легко и непринужденно подошел к быку. Маленькая фигура кормчего казалась хрупкой и беспомощной перед черной громадой.
Агенор читал молитву, касаясь грудью настороженной бычьей морды. Тянучая слюна с мягких губ животного приклеилась к его одежде. И в этот момент другой кормчий всадил нож в загривок своего быка и тут же повис на рогах. Обезумевшее от боли животное швырнуло его через себя, по счастливой случайности не распоров живот. Хор смешался. Матросы бросились к постройкам, давя друг друга.
— Позор! — кричал Альбатрос, потрясая кулаками.
Раненый бык полосонул рогами подвернувшегося на его пути быка Агенора, происходящее всполошило остальных животных.
Астарт увидел мчащуюся прямо на него черную фыркающую громаду. Поддев на рога запутавшуюся в юбках женщину, бык резко остановился и тут же рывком сорвался в стремительную атаку.
Астарт ждал с мечом в руках. За его спиной оцепенели Меред и ее служанки.
— Мой муж… — услышал он и бросил быстрый взгляд в сторону. Агенор был в самой гуще.
Какой-то смельчак несся верхом на коротконогом быке, с крупными бело-черными пятнами, словно намалеванными на его боках. "Анад!" Был делал дичайшие прыжки, и матрос чудом держался, вцепившись в бурый от крови загривок.
Черный бык, мчавшийся на Астарта, вдруг переменил направление и сбил пятнистого с ног ударом рогов в мясистый круп. Анад взвился в воздух.
И тут Астарт опять увидел Агенора: тот хладнокровно подпирал ногой древко копья, острие которого все глубже проникало в тело наседающего, хрипевшего в предсмертной ярости животного.
Меред была уже спокойна. На холме осталось всего несколько человек. Остальные укрылись за стенами, как от набега кочевников. "Она, наверное, гордится им", — Астарт опять отыскал Агенора. Кормчий неторопливо шагал, что-то объясняя помятому трясущемуся жрецу. Последний бык упал на колени, пронзенный чьим-то копьем. Весь песчаный пляж перед кораблями был усеян головными уборами, праздничными лентами, обрывками юбок и туник.
Около десятка раненых мореходов дополняли картину.
— Плохое предзнаменование, — сказал Агенор, взобравшись на холм.
— Даже бык не желает быть жертвой. — Астарт обнаружил у себя в руке меч и, не глядя, бросил его в ножны.
Сильно хромая, подошел Анад, и даже уши его заалели от восторга.
— Настоящая битва!
— После этого ни один жрец-фенеху не выйдет с вами в море, — сказала вдруг Меред, следя по лицам, как они воспримут ее слова.
— Лучшего и не надо, — пробормотал Астарт.
Мимо проковылял подавленный гневный Альбатрос, повторяя:
— Позор! Боги смеются над нами…
— Как же без жрецов? — испугался Анад.
— Будет у нас жрец, — успокоил кормчий. — Альбатрос ждет кого-то с последним караваном из Таниса.
— Перед отплытием прошу всех в дом моего мужа и господина! — сказала Меред с легким поклоном обществу.
32. Эред в Бубастисе
Не баловала судьба Эреда, привык он к трудностям и лишениям. Однако, оставшись один на ливийском берегу, он почувствовал: так трудно ему еще не было. Он сильно страдал он незнания языков, из-за своей застенчивости и замкнутости. И еще не давали покоя мысли об Агари.
Он бродил из города в город, из поселка в поселок, хмурый, потерянный, вечно попадая в сложные переплеты, натыкаясь на людей злобных или нечестных. Он зарабатывал на пропитание тем, что рыл колодцы в селениях киренских греков, стерег овец у князька насамонов — богатого североафриканского племени, смолил лодки и плел канаты на верфях пунийцев и египтян. Побывал в богатом оазисе Сива, где жили набожные и суровые аммонии, чуть было не ушел вместе с ватагой разноплеменных авантюристов искать таинственный город эфиопов Магий, слушал в корчмах россказни мореходов и бродяг Сахары о племенах неведомых атлантов, полудиких эгипатов, блеммийцев, гамфасантов, сатиров, гимантоподов… Сахара еще не была пустыней, хотя со стороны Египта постепенно надвигались пески, и могла прокормить множество племен и народов.
Прошло много времени, прежде чем финикиец опять увидел мутные воды Нила, взбухшие в паводковом оживлении, несущие вывороченные с корнями деревья, горы мусора и болотную зелень. Когда-то, расставаясь, Астарт посоветовал ему идти в Левкос-Лимен: там живут хананеи и там он, Эред, будет в безопасности — не достанут ни тиряне, ни карфагеняне. Но что ему делать в неведомом Левкосе-Лимене без Агари, без Астарта, без Ахтоя?