— Тебя исцелил Астарт, не я, — говорил ей мемфисец, с трудом подбирая финикийские слова. И Ларит была счастлива.
Астарта позвал Эред:
— Хромой хочет тебе что-то сказать.
— Судя по пустому кувшину, вам есть что сказать, — Астарт прищелкнул языком.
Лицо его светилось солнечной улыбкой.
— Не смейся, господин, — проворчал Хромой.
— Купец мечтает о слитке золота, величиной с гору, мул — о торбе овса, а раб — о бунте, — разглагольствовал Астарт, улыбаясь, — никому не запрещено мечтать. Но слышал ли кто о бунте рабов в Тире? Никогда такого не бывало. — Он замолк, посерьезнев, и внимательно посмотрел на каждого. Тирский раб труслив, как гиена при солнечном свете. Тирский раб так же расчетлив, как его господин-купец, он не прыгнет через яму, он обежит ее…
— Мы не о том, — перебил его Эред, нахмурившись, — а рабы тоже бывают разные. Я знаю многих невольников, готовых погибнуть за один день воли.
— Я, господин, раб ростовщика Рахмона, — сказал Хромой, — вчера брал пряжу из кладовых и слышал, как приказчики смеялись, называя твое имя.
Ну и что? Мое имя в каждой пивной услышишь, а приказчики — всегда пропойцы.
— Не то. Потом я расспросил одну знакомую рабыню, которая прислуживает в доме старшего приказчика, не знает ли она, в чем дело…
— Ну?
— Она тоже ничего не знала. Тогда я пошел к повару, а он послал меня к привратнику. Так вот, привратник, чистокровный араб и бедуин, сказал мне: "Если хочешь сохранить тайну от врагов, храни ее от друзей, а рабби Рахмон не спрятал ее от слуг, и у него появится хороший враг". И еще сказал мне тот привратник, ставший моим другом: "Скажи доброму господину Астарту, что рабби Рахмон по повелению жрецов Великой Матери задумал сделать его своим невольником и скоро придет к нему с долговым судьей и свидетелями".
Все молчали. Во дворе гремела посудой Агарь, да слышно было, как Ларит перебирает струны маленькой лиры.
— У верблюда свои планы, а у погонщика — свои, говорит мой новый друг-араб, — произнес Хромой. — Мы решили тебе помочь.
— Как?
— Эред будет бороться с этруском.
— С каким этруском?
— О Ваал! Он не знает, о чем болтает уже три дня весь Тир?! Расскажи ему, Эред.
— Гм, тут объявился борец один… этруск. Царь не пропускает ни одной его схватки. Ну что еще… Сильный очень.
— Что там сильный?! Сильней каждого из нас, но не тебя! — Хромой взволнованно привстал на колено. — Просто у него какой-то тайный прием.
Борцы зашумели, заспорили.
— Ти-ше! — крикнул Астарт, и все мгновенно замолкли, встревоженно вытянув шеи. — Не могу разобрать, какую песню играет Ларит.
— Уфф! — шумно выдохнул Эред. Маленький юркий раб по прозвищу Гвоздь звонко рассмеялся. За ним захохотали остальные…
Борец из Этрурии нагнал страху на всех завсегдатаев ристалищ и борцовских помостов. На каждой его схватке проливалась кровь. Почти все его противники отправились в иной мир, только двум или трем из них посчастливилось отделаться увечьями к великому неудовольствию победителя.
— Стоит порасспросить этих счастливцев, — сказал Астарт и, все поднялись, чтобы пойти в храм Эшмуна, где приходили в себя эти уцелевшие.
Астарт шепнул Ларит, прикоснувшись ладонью к ее щеке:
— Я вернусь быстро.
"Он боится даже поцеловать меня!" Женщина тихо рассмеялась.
Изувеченные борцы сообщили о железных мускулах этруска и его необыкновенной способности не замечать ложных приемов.
Борцы беседовали у храмовой колоннады, когда появилась Агарь.
— Астарт! Эред! Беда!.. — плачущая Агарь бежала через площадь к храму. — Пришел жрец и увел нашу Ларит!..
Астарт до хруста в суставах сжал кулаки.
— Она плакала, а жрец ударил ее жезлом по лицу и грозил… а она… она, потом уже на улице, сказала такое… такое… Боги помутили ее разум. Она сказала, что лучше бы ты умер, Астарт…
Эред и этруск стояли по разным сторонам гигантского помоста совершенно нагие, согласно правилам. Обширная площадь, на которой обычно совершались казни государственных преступников и объявлялись царские указы, была переполнена жителями Тира и окрестных селений. Даже из Сидона прибыла большая группа именитых гостей, и теперь они восседали на почетных креслах среди местной знати, у подножия царской ложи.
Борьба не начиналась. Ожидали царя.
Этруск, здоровенный бородатый мужчина с волевым свирепым лицом и с поразительной подвижностью для столь крупного тела, ломал подносимые слугой подковы, словно орехи, и бросал обломки в толпу.
Эред растирал свои икры и шептал молитвы всем известным ему богам. Астарт сидел на краю помоста, свесив ноги, и смотрел на этруска, стараясь по жестам и мимике постичь его характер.
— Астарт, я вижу Ларит, — услышал он.
Эред кивнул в сторону роскошного паланкина с тканым узором на занавесях. Жрица стояла рядом с хозяином паланкина, известным поэтом, певцом любви и природы.
"О Ваал!" — воскликнул про себя Астарт и спрыгнул с помоста.
Ларит приковывала взоры многих. Она была очень хороша в новой голубой тунике с золотой оторочкой.
Поэт в модном парике, похожем на львиную гриву, изящным движением вытирал вспотевший лоб и тут же бросал носовой платок себе под ноги, у него, согласно последней саисской моде, были только круглые платки. В его маленькой бородке, вымоченной в хне, поблескивал крохотный пузырек с благовонным маслом.
Поэт бросил еще один платок и произнес проникновенным голосом:
Ларит словно обожглась, встретившись взглядом с пробирающимся через толпу Астартом. Растерянность и ужас отразились на ее лице. Она резко отвернулась.
Астарт остановился в двух шагах от нее. Завитый, черный как смоль локон сбегал по нежной шее, вздрагивал, точно живой, при малейшем движении головы.
Голос поэта предательски дрогнул, когда он увидел Астарта.
— Ларит… — начал Астарт.
Ларит сжалась как от удара, но в царской ложе, обтянутой пурпуром, появилась черная борода владыки Тира, и заиграли придворные музыканты, взметнулись пестрые опахала. Борьба началась.
Астарт вернулся к помосту.
Борцы начали поносить друг друга последними словами. Исчерпав запас выражений, сошлись, взвинченные и гневные. Крепкий помост из гладких кедровых досок поскрипывал и постанывал под их тяжелыми телами.
Площадь бушевала.
Вдруг этруск, лоснящийся от оливковых втираний, метнулся в стремительном броске, и его кулак, словно молот, сбил противника с ног. Падая, Эред ударил его ногами. Оба борца к восторгу царя и зрителей, свалились с помоста.
Астарт, подсаживая друга, посоветовал:
— Попробуй вывести его из себя.
Борцы вновь сошлись.
Этруск — атлет бурного темперамента. Его победы были всегда ошеломляюще быстры. Он старался выложиться до предела в первые же мгновения схватки, подавлял сознание противника необузданной, бешеной мощью, перед которой, казалось, ничто не может устоять.
Эред же был совершенно иного склада, нуждался во времени, чтобы развернуться во всю силу. Привыкший к нечеловеческим перегрузкам, он удивлял знатоков своей стойкостью. С раннего детства Эред боролся на базарных площадях, в дни праздников поединки продолжались от зари до зари — и доставалось же ему от скифа, если он проигрывал.
Этруск сдавил его ребра — будто клещи сомкнулись.
— О Ваал, — прошептал Эред, — поддержи еще немного…
Эред знал: после второго дыхания с ним трудно справиться.
Неожиданно этруск обхватил руки Эреда.
"Последний бросок", — не успел подумать Астарт, как Эред предупредил действия противника: вырвался из его объятия и шлепнул босой ногой пониже спины.