Выйдя из дворца, ростовщик потоптался на месте и со всех ног кинулся на базар.
Базарный старшина сидел среди сутолоки под светлым тентом, толстый, усатый, с массивными перстнями на всех пальцах. Базарный старшина пыхтел над необожженной глиняной табличкой, складывая длинный ряд чисел.
— Тебе я первому скажу, старый товарищ! — горячо зашептал рабби Рахмон ему на ухо. — Бунт в Тире будет! Я видел этих нечестивцев, знаю их имена. Тебе я первому скажу за двести дебенов!
Получив двести дебенов от перепуганного насмерть толстяка, рабби побежал к казармам ополченцев, таща на себе тяжелый мех со слитками.
Базарный старшина — с той же скоростью — к царскому дворцу.
Начальник ополченцев, могучий муж с холеным, как у женщины, лицом оказался глупым и упрямым — никак не хотел давать триста дебенов, но ростовщик не уступал.
Поздно вечером Астарт и Эред, возвращаясь с верфи, увидели тщедушного усталого человечка, волочившего по земле несколько тяжелых мехов.
— Добрые прохожие, помогите слабому человеку, и боги вам воздадут… — со стоном вымолвил человечек. Астарт узнал рабби Рахмона.
— Смотри ты, — удивился Астарт и, пнув мех, услышал мелодичный звон. — Ухватил где-то сухую корочку? Перед сном поклевать?
Молодые люди взвалили мехи и, подтрунивая над едва ворочавшим языком рабби, донесли их до его убого логова, мало похожего на человеческое жилье. В знак благодарности ростовщик угостил их черствым хлебом, который и сам с удовольствием уписывал, и сильно разбавленным дешевым вином, в котором плавали островки плесени.
10. День жертвоприношений
Все свои надежды Астарт возлагал на лодку. И вот она готова стройное создание из кедра. Мачта — из цельного ствола молодой пальмы. Парус сшила Агарь. Ни одного металлического гвоздя или скобы не было вбито, все держалось на бамбуковых клиньях и тростниковых нитях — такова была традиция финикийских кораблестроителей. Хананейские кормчие Тира, Сидона, Гебала смело прорывались на них через рифы и прибойную волну к самым неудобным берегам, не боясь, что судно подведет, даст течь или развалится от ударов днища о камни.
Астарт щедро смазал днище китовым жиром для предохранения от древесного червя. Предстояло последнее: жертва Мелькарту.
Астарт и Эред выбрали на базаре молодого чернокожего раба с блестящими кроткими глазами газели и повели его в храм, оставив работорговцу царский перстень.
Когда-то храм Ваала, или Мелькарта, покровителя Тира, стоял на отдельном малодоступном островке, был неказист. По сути дела, он представлял собой площадку для жертвоприношений, окруженную сложенными из камня стенами, — архаический храм, оставшийся, может быть, с каменного века. Но лет за триста-четыреста до описываемых событий могущественный царь Тира Хирам Первый снес древние храмы, построил новые, более подходящие для столицы огромной морской державы. В то же время была засыпана мелководная, заросшая водорослями лагуна, за счет чего значительно расширилась базарная площадь и район островного Тира, названного греками Еврихором. Кроме того, был засыпан пролив, разделяющий островок с храмом, и город. Таким образом, мрачный, сложенный из дикого камня храм Мелькарта, построенный Хирамом, оказался на оконечности скалистого мыса, с трех сторон окруженного морем. В память о себе могучий царь установил в храме большую колонну из чистого золота, добытого в ливийских колониях тирян.
Друзья прошли над обрывом по узкой дороге, выложенной каменными плитами с выбитыми на них нравоучительными изречениями, благоговейно склонившись, вползли в храмовую тень. Преклонили колена перед священной золотой стелой царя Хирама, затем перед светящимся в полумраке смарагадовым четырехугольным столпом, чудом предантичного мира. Чтобы посмотреть на этот столп, приезжали из Аравии, Иберии, Индии.
В глубине храма показался лысоголовый жрец, высокорослый, величественный, чуть-чуть похожий на обыкновенного мясника из базарной лавки.
— Что вам надобно, о смиренно ползающие?
Астарт объяснил, не поднимая головы. Мелькарт для Астарта — больше, чем бог, которому нужно поклоняться и которого нужно бояться. Это путеводная звезда его жизни и опора в странствиях и в дерзкой борьбе с чужими богами.
Друзей провели в святая святых храма — к каменному изваянию дельфина с рогатой головой бога. Сквозь клубы мирры, ладана, сильфия тускло поблескивала золотая чешуя. В большой каменной чаше перед ликом Мелькарта — груда облитых нефтью поленьев.
Астарт выложил на столик несколько мелких, как маслины слитков серебра — каждый достоинством в один ките: такова была плата за ритуал. Даже столь могучий и всесильный бог пристрастен к жалким земным дарам. Из клубов благовонного дыма появился жрец, приставленный к алтарю. Очертания его фигуры были расплывчаты, словно он был невесом, вот-вот взлетит в воздух. Жрец произнес речитативом:
— Да будет Ваал силою! Слава, хвала и восхваление Высшему Отцу, Повелителю Сущего и Несущего, Властителю Моря и Времени, Покровителю Удачи, Разящему Мечу Ханаана! Сжалься и прими, о Мелькарт, Царь Неба и Тира, скромную жертву кормчего по имени Астарт и друга его по имени Эред. Снизошли свое милосердие и благость свою на их новую лодку. Да не порвется парус ее! Да не протечет днище ее! Да не обломится мачта ее! Да не ударится она о злобный камень! Аминь!
Двое рослых жрецов подвели к алтарю чернокожего раба с глазами газели. Он был еще почти мальчик и дрожал при виде зловещих приготовлений. Он робко упирался и плакал, не смея звуком своего голоса нарушить пугающую тишину. Жрец алтаря поднял Священную Палицу для оглушения жертв.
Астарт и Эред распростерлись ниц, прижавшись лбами к отполированным богомольцами плитам.
— Свершилось! — провозгласил жрец, и раскатистое эхо заметалось под низкими сводами.
— Проклятье! — Астарт не мог освободиться от неприятного видения: глаза чернокожего раба преследовали его.
Друзья медленно подходили к дому. Настороженная тишина, неуютный ветер с моря… И вдруг сдавленный женский крик:
— Беги, Эре…
Тотчас из-за стен примыкавших к улице особняков, высыпало десятка два парней в сверкающих доспехах.
— Астарт, ты нам не нужен, — сказал старший ополченец, обнажив меч. Мне приказано взять твоего друга-заговорщика.
— Подождите!..
Парни оттолкнули Астарта и набросились с веревками на Эреда. Астарт сбил ударом кулака одного, сцепился со вторым. Эред тем временем подмял под себя нескольких человек и разметал остальных, словно щенят, хотя это были, как на подбор, плечистые и упитанные молодцы, призванные охранять власть самых знатных и древних семейств Тира.
— Астарт, лови! — он бросил меч другу.
— Но я поклялся не брать его в руки! — закричал тот в отчаянии.
Эреду в жизни своей почти не приходилось иметь дело с оружием, ведь он был с рождения рабом. Поэтому один из ополченцев легко обезоружил его, сильно поранив ему руку. Меч со звоном упал на булыжную мостовую.
— Астарт! — Эред рухнул на колени, прижав к животу окровавленную кисть руки. Плечи его затряслись. — Астарт!..
Страшен был вид плачущего, стоявшего на коленях гиганта.
Астарт хрипел с приставленным к горлу острием меча.
— А ты благоразумен, — похвалил его начальник отряда, — я думал, ты перебьешь половину моих людей. О тебе столько говорят. — Он нагнулся и поднял лежащий у самых ног Астарта тяжелый меч из филистимской стали. Отпустите его, он не такой дурак, чтобы драться с нами.
— Но я же поклялся Мелькартом! — Астарт схватился за голову.
Истекающего кровью Эреда привязали к длинной жерди и понесли, как обычно охотники носят добычу.
— Но я же поклялся, — бормотал Астарт, валяясь на дороге.
Словно из-за глухой стены доносился плач Агари:
— О беды, беды великие обрушили на нас боги, — рыдала она, царапая в кровь щеки и грудь, — лодку разбили, Эреда забрали… о беды!