Еще через несколько минут в кабинет вошла Тортила. Из кармана ее розовой кофточки свисал на длинном проводе круглый черный наушник.
— Ваше мнение, Коля? — Тортила уселась напротив, в кресло, только что освобожденное клиентом.
Калибан пожал плечами.
— А по–моему, крайне подозрительно, — сказала Тортила. — И знаете что? Нет информации. Вообще никакой. Это фальшивое имя. Как вы думаете, зачем клиенту называться фальшивым именем?
— Затем, что все наши клиенты поначалу темнят, — Калибан вздохнул. — Дойдет до подписания — расколем, никуда не денется… От кого он?
— От Лысенко. Двадцать третье апреля, отчет перед советом директоров…
— Да, — Калибан кивнул. — Лысенко потом повысили?
— После доклада? На две ступеньки, — Тортила ухмыльнулась. — Это был не отчет — это было нечто, Коля. Демосфен нервно курит на лестнице.
— Я помню, — Калибан улыбнулся.
Он в самом деле помнил всех клиентов и все их проблемы. Наверное, великий воспитатель Макаренко не помнил так своих беспризорников, да что Макаренко — редкая мать–героиня так знает и любит каждого своего ребенка, как Калибан знал (и любил, в самом деле любил) всех этих пузатых чиновников, взбалмошных девиц и дамочек, косноязычных политиков, менеджеров, желающих карьеры, тусклых уродцев, желающих личной жизни…
— А знаете, Коля, — задумчиво проговорила Тортила, — рано или поздно нас с вами убьют. Чует мое сердце.
— Что?!
Старушка рассмеялась. Блеснули перепачканные помадой зубы.
— Ладно, Коля, что вы как маленький мальчик… Я пошла. Мне еще сегодня на дачу съездить, листья сгрести… И вы отдыхайте. Придет его зять, не придет — нам пока дела нет. Там увидим.
Зять пришел.
Ростом зять был без малого два метра, привычно наклонял голову в дверных проемах. Лет ему было двадцать с небольшим; ни чрезмерно короткая стрижка, ни нос–пуговка, ни большой тонкогубый рот не могли навредить его потрясающему обаянию — когда парень сел в кресло для посетителей и смущенно улыбнулся, Калибан испытал к нему почти отцовскую симпатию.
Над парнем сгущались тучи. Конечно, раньше надо было думать, когда он, гол как сокол, без профессии и без жилья — нахальный дембель! — вперся в эту семью… А теперь у него жена руководительница и тесть начальник. И пикнуть не моги. И еще живут все вместе… Хорошо, тесть решил дом купить и им со Светкой квартиру оставить. Так поломал договор перед самым подписанием. Чего–то ему не понравилось или дорого показалось, хрен он дешевле где–то купит… И теперь зять, Саша, должен идти к этим людям, которые сами потеряли, можно сказать, в деньгах… Всем покупателям отказали… Идти и отбивать у них аванс! Они люди серьезные, не отдадут ни за что, а впутываться в криминал — он, Саша, не согласен, пусть тесть сам руки пачкает, ну их всех, надоело… Если бы не малой — давно бы уже поставил вопрос ребром…
Калибан попросил Лилю принести клиенту кофе; Лиля так нежно улыбнулась большеротому, что тот на секунду забыл все свои горести.
— А может, и правда плюнуть? — доверчиво спросил у Калибана. — Скажу Светке — или живем отдельно, или…
Он запнулся и помрачнел. Видно, вообразил себе ряд событий, которые за этим последуют.
Калибан ухмыльнулся.
Он не видел в происходящем проблемы. То есть, конечно, поставить вопрос ребром никогда не поздно… Но лучше сделать это с позиции победителя. Не спасовать перед заданием тестя — наоборот, выполнить это трудное и подловатое, прямо скажем, задание и дать всем понять, что давно уже силен и самостоятелен. Пусть жена увидит его таким — и тогда уж пусть решает…
Большеротый слушал его, как Шахерезаду. Потом вздохнул и признался, что, наверное, все равно не справится.
Калибан снова запел соловьем — на октаву выше. Дело зятя — подробно и по возможности откровенно рассказать все, что ему известно о продавцах злополучного дома и об их отношениях с тестем, а заодно — о себе, о своих особенностях и привычках. Потом сесть в кресло и погрузиться в гипнотический сон. А там сработает подсознание — волшебное подсознание, оно поднимет спящего, поведет на встречу с держателями отмененного аванса, подскажет нужные слова и действия, и никакого криминала в этих действиях наверняка не будет: человека высоких моральных принципов невозможно заставить пойти на преступление даже под гипнозом.
— …А потом вы откроете глаза — в кресле, — и аванс будет у вас в кармане. В прямом смысле — во внутреннем кармане куртки. Вот и все.
Большеротый смотрел с недоверием. А потом спросил, точно так же, как перед этим тесть: