Вот он, глянув на меня и проверив, готов ли я слушать, откашливается и начинает:
— Что вам сказать!..
Или:
— Между нами, доминошниками, говоря…
— …врачей в Нью Йорке собралось слишком много. Все газеты и телевидение только о них и говорят. Идешь по улице, и через каждый магазин — медицинский офис. Вроде бы жилой дом — ан нет: на нем вывеска о приеме больных.
Я думаю, врачей сейчас уже больше, чем больных. И скоро больные будут вообще нарасхват.
А отсюда вывод: желающие лечиться должны будут вести себя иначе. Как? Я вам скажу, что я сделаю в самом скором времени.
Я тоже заказываю вывеску. Вот какую: "Больной, Топоровский М.Я., 75 лет. Болезни: (перечисляю). Прием врачей (после 40 лет) с 4 до 5.30 по понедельникам, средам и пятницам. Процедуры принимаю на дому. Испанского не знаю, английского (пока) не понимаю. Переводчица (до 40) обязательна. Врачей с холодными пальцами прошу не беспокоиться. Желаю успеха!"
— Вот я слышу то тут, то там от наших: ниша, ниша, ниша… У одного — ниша, у троих — ниша, у целой компании… Что значит? Я знаю: раньше ниша — это было углубление в стене для фигурки святого. А что имеют в виду сегодня, когда произносят это слово?
Я спрашиваю у сына. Он говорит, что в общем-то это, как и прежде, укрытие, но уже не для святых. Место, уточняет, где уединяются или прячутся ради своих узких интересов некие единоверцы. Вроде, говорит, доминошников в парке Кольберта. И конечно, спрашивает: "Зачем тебе это нужно, папа?". "Для общего развития". Он кивает и больше не произносит ни слова. Он меня знает.
Я начинаю рассуждать. "Хорошо… Все же укрытие. Так-так. От чего укрытие? Уже ясно, что не от дождя, как это было двести лет назад.
И неожиданно вспоминаю одного из наших "одноклубников", то есть людей из парка. Как его ни встретишь, он только об одном: "Нет, ну как вам нравится этот Щаранский? Знаете, я его в последнее время разлюбил! Вы, конечно, запомнили, что он сказал в прошлый четверг? То-то и то-то…"
Я хочу его немного переключить и спрашиваю о здоровье. Это самый верный способ сменить тему. Но он и здесь отмахивается: "Какое здоровье! При чем тут здоровье, когда Щаранский отчебучил черт-те что!"
Я тогда стараюсь думать мудро, как принято у некоторых. "Счастливый человек, думаю я, у него есть Щаранский. Ему есть чем закрыться от невзгод. Уж лучше Щаранский, продолжаю я думать так, как мне советуют, чем, к примеру, больные почки. И все остальное. Мне бы так"…
А у меня, думаю я (как я, на этот раз, а не как "некоторые"), а у меня есть чем закрываться от невзгод? И от всего остального? Но этот вопрос я оставляю на потом и продолжаю вспоминать. Мне стало легче размышлять, когда я услыхал объяснение слова "ниша".
— Мой внук, если нагрубит бабушке, а она хочет рассказать ему, как это нехорошо, хватается за книгу или поскорей включает телевизор. И — его уже нет для бабушки. И мне сразу становится понятно, почему телевизор прозвали ящиком. Это не только мой внук — мы все в нем запираемся, когда нажимаем на красную кнопку пульта. Телик на нас наезжает и прячет в себе, мы в нем захлопываемся. И это не актеры в нем, это я сам сижу в ящике разинув рот. Раз — и у меня нет никаких забот, кроме актерских…
Да, да, дядя Миша наверняка раскручивал какой-то свой клубок.
— В дождливую погоду сосед по этажу, — раскручивал клубок мой собеседник, — тоже "одноклубник", пригласил меня на чашку чая. Я вышел зачем-то из квартиры — он вышел… "Не заглянете ли ко мне?" Сели на кухне. Какой чай в дождь?! Выпили "по единой" водки, ведем беседу: о том, о сем — ни о чем. Я бы ему о своем — да ему, вижу, будет неинтересно. Он бы мне о своем — да мне, чувствует, будет непонятно. Еще говорим, а глаза уже бродят то по клеенке на столе, то по стенам.
— Вот…
— Да…
— Кха-кха!
— Такие, значит, дела…
И тут мой сосед останавливает взгляд на цветной фотографии на стене, как раз над столом. По-американски большой, как картина. На ней — поле цветущих подсолнухов. Желтое поле — и все смотрят в одну сторону. Он кивает на картину. Я встаю, гляжу.
— Вот, — говорит, — Миша, какая у меня там была аудитория!
Я сперва подумал, что он был агрономом… Но потом догадался:
— Лекции читали?
— Нет, — ответил мой "одноклубник" и строго на меня посмотрел, — я речи произносил. И все-все, как эти подсолнухи, меня слушали. И не дай бог кому-нибудь отвернуться!