Да и кто, в конечном счете, откроет мне, в какое время суток, днем или ночью, мы живем по-настоящему? Вот один мой знакомый по ночам летает — и ночь от ночи все легче, все выше! А днем он еле тащится по улице. Спросите его — хочет ли он избавиться от его ночных полетов? Да ни за что на свете! Так и я. Пусть я хоть ночью живу, как я хочу. Я еще там — вот увидите — заведу хорошие знакомства, я уже знаю, с кем. Чем плох, предположим, султан Брунея Хаджи Хассанал Болкиа? Или король Саудовской Аравии? (у него очень длинное имя, я его при общении с ним укорочу).
С некоторых, между прочим, пор я, ложась спать, говорю себе: вперед, старина, уж сейчас-то мы поживем! Уж сейчас-то мы свое возьмем!..
Непоседа снова обеспокоенно посмотрел за мою спину.
— Кого ты там все время выглядываешь? — не выдержал я. — Думаешь, твой Хаджи сюда зайдет?
— Объясняю. Когда я прихожу сюда, я, как ты уже заметил, всегда сижу на этом стуле. Отсюда виден плакат на стене напротив меня. На нем написано: "ЖИЗНЬ У". Дальше не видно из-за стойки и из-за голов покупателей. Их здесь, в "International food" на Брайтоне, всегда полно. Что такое "У"? Это начало многих русских слов. Я прихожу, сажусь, вижу урезанный текст и справедливо думаю: "ЖИЗНЬ УЖАСНА. Она ужасна, и никто меня в этом не разубедит. Как можно жить реальной жизнью после таких дивных сновидений, когда… ну, я об этом уже рассказывал.
Ужасна, ужасна! — думаю я, и плакат это подтверждает, хоть он и закрыт головами покупателей. Я сижу, размышляю, а время — оно идет, идет… Оно движется к вечеру, к ночи… И чем оно к ней ближе, тем мне становится спокойнее и лучше. И вот я выглядываю из-за чьей-то спины (сегодня из-за твоей) и вдруг вижу — там в самом-то деле написано: ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ!
Какой-то остроумный парень придумал этот текст.
Да ведь это же про меня! Про меня, который нашел смысл жизни! Да, товарищи, граждане, господа, мистеры, сэры и сэрши, я нашел его в ночи, в сновидениях, когда человек тоже жив, причем, может быть, более жив, чем днем, ибо открываются его неисчерпаемые возможности, и он может достичь за восемь ночных часов хоть свободного, без крыльев, полета, хоть приема во дворце султана Брунея, где, как известно, золотые унитазы, хоть Мэрилин Монро, что уже раздевается, чтобы влезть в его постель…
А день с его суетой, дрязгами, неудачами, телевизионными новостями, с его толкотней, шумом, мусором, летающими над головами черными кульками — кому он нужен, этот день!
— Ты даешь, — сказал я, не зная, какими еще словами можно откликнуться на все услышанное. — Ну ты даешь!
— Я не даю, — поправил меня Гера К., которого я по ошибке считал только непоседой, живчиком, торопыгой, — я с некоторых пор БЕРУ. Потому что ужасна жизнь или удачлива, зависит от того, с какой точки на нее глянешь.
Он встал.
— Куда ты?
— Домой, дружище. Надеюсь сегодня кое-кого там увидеть.
СЕРЕНАДА СУМРАЧНОЙ ДОЛИНЫ
— Гриша, — просил я, — оставьте мне на этот раз немного волос.
— Я их вам заверну в кулек, — обещал Гриша, — если что-то будет.
Парикмахер Гриша всегда острил, его шутки публиковались даже в Кишиневском сатирическом журнале "Киперуш". И еще он давал туда темы для юмористических рисунков.
Старики, что собирались на солнечной стороне улицы Ленина — они передвигались вслед солнечному лучу и к вечеру оказывались на противоположной стороне, — эти многомудрые старики дружно приветствовали выходящего из парикмахерской Гришу. Для них он был Бронфман сын Бронфмана.
Шико Бронфман, отец Гриши, был в свое время знаменит. В Кишиневе жил Иван Заикин, чемпион мира по французской борьбе, у него там был свой дом. Постаревший чемпион не сдавался — он собрал крепеньких молодых мужиков, имеющих свободное время, начал их тренировать. Отобрал из лучших команду и стал выступать с нею в цирке. В то время даже чемпионаты мира проводились на манеже. Борцы Заикина были, можно сказать, гвоздем вечерней цирковой программы. Одним из них был Шико Бронфман. Ему Заикин отвел интересную роль.
Схватки на ковре тогда были все же больше цирковыми, чем спортивными — борцы демонстрировали захваты, известные публике на французском языке (тур де тет, например, или тур де ганш), приемы, броски, "мост", жуткий "двойной нельсон", "суплес", "обратный пояс"… Иван Заикин, вообще талантливый человек (даже Лев Толстой удостоил его долгой беседы), придумал сюжет борцовским баталиям. Спортсмены, поочередно меряясь силами, все как один клали на лопатки Шико Бронфмана, как он ни старался. Шико, выходило, самый слабый, неумеха. И под конец вечера его выставляли на ковер и сам Иван Заикин, выйдя на середину, вызывал любого силача из публики схватиться под сто рублей со слабаком Бронфманом.