Два часа спустя Лео стоял у окна и глядел, как за полицейским автомобилем пристраивается фургон Си-Би-Эс. В конторе температура поднялась за 80 градусов по Фаренгейту.
Каждый занялся своим делом. Лео вернулся к столу и набрал номер Агентства по защите окружающей среды. Потом позвонил в Департамент здравоохранения округа Патчин.
В обоих случаях он представился как Теодор Вайс. Подойдя к окну, он увидел, как научный руководитель и Билл Пирс выходят из здания, чтобы встретить полицию. Из фургона Си-Би-Эс вылезли высокий мужчина в синем костюме (репортер), звукооператор и человек с переносной видеокамерой. Репортер направился к Вайсу и полицейскому. Когда около ворот загудел грузовик, Лео оставил свой наблюдательный пост у окна и направился к лестнице.
Барбара, лаборант и два научных сотрудника стояли у стола в прихожей. Лео улыбнулся им, спустился и вышел из здания.
Знаменитый репортер из Си-Би-Эс стоял напротив Билла Пирса и держал перед ним микрофон.
- Есть ли какие-либо доказательства того, что эта трагедия, по слухам, произошла из-за отравления моноокисью углерода?
- Насколько я знаю... - начал Пирс.
Так оно и продолжалось несколько часов. К тому времени, как полиция закончила свою работу, опустилась тихая, безветренная ночь. И к тому времени, когда пришла пора ехать домой, Лео Фрайдгуд почти забыл о том невидимом, бесцветном и не обладающем запахом облаке, которое называлось ДРК и которое медленно дрейфовало сейчас в теплом воздухе над округом Патчин.
6
В конце концов, когда Тед Вайс и Билл Пирс прервали свое молчание, все газеты обвинили их и облако во всем, что произошло в Хэмпстеде, и Патчине, и Старом Саруме, в Уитчли и Рэдхилле, в Кинг-Джордже - во всех этих великолепных городах между Норрингтоном и Нью-Хейвеном, там, где много художников и журналистов, и ночных клубов, и холмов, одетых в гранит, и зданий-коробок. Начнутся исследования, судебные процессы, речи, петиции, демонстрации. И все это будет правильным, и все - бесполезным, потому что за то, что произошло в ближайшие месяцы, облако не отвечало.
Все это для вас, уже лежащих в постели, расслабленных и удовлетворенных. Для вас, кто лишь начал задумываться о себе.
Для вашей истории, для истории Хэмпстеда...
7
Двести лет назад не было тут никакого Хэмпстеда, а только Гринбанк, кучка ферм да церковь над Грейвсенд-бич. Прибрежный тракт (теперь Маунт-авеню) соединял Гринбанк с Хиллхэвеном и Патчином. Когда генерал Трион в 1779 году отплыл из Нью-Хейвена, чтобы сжечь Патчин, маленькая группка солдат - десять или одиннадцать человек - спустилась по Прибрежному тракту, чтобы сжечь заодно и Гринбанк. Тогда мужчины заняли оборону, а женщины и дети попрятались в лесах на Фэйри-хилл. Однако нашлись люди, которые с радостью приняли участие в этом разрушении.
Викарий округа Патчин писал: "Поджигатели работали с ужасающей целеустремленностью, во главе их стояли люди, родившиеся и выросшие в соседнем городе. Одной из жертв был мальчик, которого застрелили с такого расстояния, что его одежда воспламенилась. Еще восемь жертв были убиты британскими солдатами, но убийство мальчика произошло без свидетелей и так и осталось тайной".
Это событие - убийство тринадцатилетнего мальчика посреди всеобщего хаоса - и стало историей этого места.
Десять лет спустя Джордж Вашингтон, президент тринадцати Соединенных Штатов, навестил Патчин. В его дневнике упоминается, что по всему маршруту - а он следовал по Прибрежному тракту - он видел каминные трубы, торчащие среди обгоревших руин.
В последующие двести лет в метрической книге были записаны следующие имена: Барр, Вэйкхауз, Дженнингс, Аннабил, Вильямс, Винтер, Аллен, Кент, Мурман, Баддинггон, Смитфилд, Сэйр, Грин, Тейлор. Все эти имена восходят к четырем фермерским семействам, которые обосновались на Прибрежном тракте в 1640 году, - Вильямсам, Смитам, Гринам и Тейлорам. В 1645-м к ним присоединился землевладелец по имени Гидеон Винтер (особняк Монти Смитфилда на Маунт-авеню был построен как раз на месте бывшей фермы Гидеона Винтера).
Некоторые имена начинают появляться и в записи преступлений Хэмпстеда. В 1841 году заезжий путешественник, который звал себя Цыганом, убил в лесах, прилегающих к луковому полю, Энтони Дженнингса и двух детей - Сару Аллен и Томаса Мурмана. Он поджаривал тела в яме, когда его захватила группа фермеров, которую возглавлял Дженнингс. При свете факелов его приволокли на общинные земли Хэмпстеда (теперь их больше нет, поскольку они разрезаны пополам Пост-роад) и под присмотром городского шерифа надели на шею веревку. Сам Тадеуш Барр, судья, прискакал по Прибрежному тракту и осудил этого человека на смерть.
Он знал, что ему не удастся доставить преступника на суд графства в Норрингтоне. Преступник отказался отвечать на вопросы Барра и только сказал: "Судья, я один из ваших".
Уже после смерти кто-то из толпы узнал в нем дальнего родственника семейства Тейлоров, которого еще мальчиком отослали на другую ферму.
В 1898 году Робертсон Грин (среди друзей известный как Принц) сбежал с богословского факультета в Нью-Хейвене и жил в отдельных комнатах в огромном родительском доме на Грейвсенд-авеню. В этот же год он был осужден за убийство проститутки в Вудвилле. На суде всплыли подробности его жизни, да такие странные, что о них писали в газетах Нью-Йорка. Выяснилось, что когда он вернулся из Нью-Хейвена, то приобрел странные привычки: спал в дубовом гробу, который заказал у местных держателей похоронной конторы, никогда не отдергивал занавесок, всегда одевался в черное и пристрастился к опию, который в то время легко было достать в любой аптеке. Он посещал норрингтонских и вудвилльских проституток, и четверо из них были зверски убиты неизвестным лицом в мае - сентябре 1897 года.
Принц Грин так и не признался в этих убийствах, но за них его осудили бы так же наверняка, как и за смерть той женщины, чье тело нашли на задворках Вудвилла - на Редбон-аллее. Нью-йоркский "Американский журнал" приводил слова отца молодого человека, который утверждал, что сын свихнулся из-за постоянного чтения стихов поэтов-декадентов Доусона и Суинберна. Еще раньше Грина начали называть Коннектикутским потрошителем, но уже в более поздних изданиях - Потрошителем-поэтом. "Бывали такие дни, - говорил его отец репортеру, - что он вел себя так, словно не знал, как зовут его мать или меня".
В 1917 году легализованные убийства происходили во Франции, и юноши по имени Барр, Мурман и Баддинггон были убиты в окопах. Их имена выбиты на монументе в честь героев Первой мировой войны, который возвышается над Пост-роад, как раз напротив ресторана "Дары моря".
Моделью изваянного солдата - красивого, высокого и стройного - был Джонни Сэйр, который в 1952 году прикончил себя из автоматического пистолета на траве возле доков за саутельским Загородным клубом. Тогда никто не понял, что заставило пятидесятитрехлетнего Джона Сэйра, который был юристом и важным лицом в городе и которого все уважали, покончить с собой. Он отменил все встречи, назначенные на то утро, и его секретарша говорила полиции, что Сэйр последние дни казался раздраженным и подавленным.
Бонни Сэйр сказала, что она не хотела идти вечером в клуб, но Джон настоял - они еще две недели назад договорились с Гремом Вильямсом и собирались раньше времени отметить наступающий день рождения Джона. Секретарша сказала, что он не пошел на ленч и остался в конторе. Бонни Сэйр вспомнила, что на обед он заказал лишь салат. И пока все остальные выпивали, Джон извинился и вышел (должно быть, он все время таскал с собой пистолет). Несколько минут спустя они услышали выстрел, но прозвучал он точно выхлоп автомобиля на ближайшей парковочной стоянке или как хлопнувшая задняя дверь ресторана. Вышедший на перекур официант и нашел тело.
Ни Бонни, ни секретарша не сочли нужным сообщить полиции, что Джон Сэйр на листке лежавшего рядом с телефоном блокнота для заметок написал два имени: Принц Грин и Бейтс Крелл.
Секретарша, которая жила в Хэмпстеде только два года, этих имен не знала. У Бонни Сэйр сохранились лишь смутные воспоминания о преступлениях Принца Грина. На Грейвсенд-авеню стоял большой дом, куда ей и ее сестре запрещалось входить. Там жили два старика, которые никогда не выходили на улицу. В памяти осталась мрачная тень позора, отвращения, скандала... Что касается Бейтса Крелла... Когда Бонни Сэйр увидела это имя, четко выведенное в блокноте, спустя два дня после смерти мужа, в ней шевельнулось какое-то неясное чувство, и лишь мгновение спустя она поняла, что это тревога. Этот человек принадлежал к предыдущему поколению - оно, кстати, следовало сразу за поколением Принца Грина. Бейтс Крелл владел лодкой для ловли омаров, которая швартовалась в устье Наухэтена, - там, где теперь размещается нефтеперерабатывающий завод.